Как и договаривались, мы с Ниной встретились в пять часов на парковке перед галереей и вместе вошли внутрь. В дверях нас встретил сам Николас. Исполняя роль добродушного хозяина, он источал улыбки и благодарил, что откликнулись на приглашение. Брат Джареда приветствовал нас особенно тепло. Все дело в том, что он давно ухаживает за Софи, и она, как мне кажется, отвечает ему взаимностью, однако не форсирует отношения. Как настоящая провинциальная барышня, она дозированно томит его ожиданием. Вот, где кроется истинная романтика в лучших традициях по Джейн Остен.
Ответив на все приветствия и вопросы Николаса, мы с Ниной неспешно направились к выставочным полотнам, все больше увлекаясь беседой, нежели созерцанием прекрасного. Подругу было не угомонить, ее интересовало решительно все, что происходило со мной в эти недели (будто по телефону я ей о глубоководных рыбах рассказывала!) Вот ведь журналистское чутье! Знает, что от нее что-то скрывают.
Пришлось рассказать про Мэтта и наши ежедневные прогулки вместе. Поведала и о том, как он заботлив, а, главное, ненавязчив. Как и предполагала, в ответ на эти сведения от подруги незамедлительно последовали восторженные пожелания совместного счастья и долголетия нашему союзу. И чем больше я пыталась убедить Нину в ошибочности ее любовной теории, тем увереннее в ее голове крепла мысль, что нас с Мэттом связывает самое сильное чувство. После пятнадцати минут общения с ее энтузиазмом, мне уже хотелось придушить подругу собственными руками.
От неминуемой гибели ее спасла миссис Оуэн и бабушка Джареда. Я же их тепло поприветствовала и сразу тактично смылась под видом крайней увлеченности выставкой. Сказать по правде, она оказалась не так уж скучна, особенно после того как среди прочих работ я наткнулась на портрет бабушки Мэди, написанный много лет тому назад ее братом Барри. Он еще очень долгое время висел в кабинете деда Гейла. Я всегда восхищалась смелым, порой язвительным характером бабули, наличие которого так отчетливо проявлялось даже на ее портрете.
Из приятных мыслей об одной из самых любимых мною родственниц меня выдернуло чересчур бурное оживление у входа. Не оборачиваясь, можно было и без того догадаться, что с небес снова сошла богиня красоты. Как всегда эффектная, в роскошном наряде и с непревзойденной грацией перед нами предстала Изабелла Макдугл. Спутник, нужно признать, полностью ей соответствовал. Неизменно классические брюки иссиня-черного цвета и светло-голубая рубашка с небольшими, но довольно приметными своей элегантностью и дороговизной запонками. Если на миг отключить все презрение, что я испытываю к этим двоим, и стать объективным наблюдателем, то невозможно не признать, эту пару шикарной. Александр Эйден и Изабелла Макдугл просто созданы друг для друга. Наследник богатейшей империи и королева красоты, чем не идеальный союз? Он самый, в чистом виде. Вот только характер и того, и у другой чудовищный. И именно из этих соображений я решила переместиться как можно дальше от воображалы и его очаровательной невесты, чтобы снова не стать объектом их внимания.
Затерявшись в толпе, я продолжила осматривать выставку. Одна из картин не просто привлекла мое внимание, а буквально заворожила. Я заметила ее из центра зала и прямой наводкой направилась к дивной работы полотну, на котором был изображен Карлуша, ну, или о-о-очень похожий на него ворон. Он сидел на кряжистой иссохшейся ветви, чьи изломанные сучья обретали сферическую форму вокруг птицы. Позади мягко сиял лунный диск, а воздух размывала легкая дымка морозной ночи, что, несомненно, добавляло таинственности этой картине. Я перевела взгляд на табличку, желая знать, кто автор чудесного образа, но имени на ней не оказалось.
— Когда автор писал эту картину, он старался передать зрителю, прежде всего, мистический облик ворона, — раздался незнакомый голос из-за спины.