проводила в больнице. Деда был больше похож на овощ, впадал в забытье и никого не
узнавал вокруг. Она же с комом в горле от отчаяния, ухаживала за ним, обтирала влажной
губочкой, стараясь избежать пролежней, ворочала почти бесчувственное тяжелое тело с
боку на бок, меняла пеленки и выносила горшки, свято веря в выздоровление. Ведь он
единственный, кем она искренне дорожит. А глубокой ночью, когда обессиленная
возвращалась в их общий дом, зажигала свечку, вставала на колени перед ликом
Богородицы и истово молила о помощи: дай мне сил, наставь на путь истинный!
Спустя три недели Деда вновь оказался дома. Еще через пару месяцев к нему вернулась
способность ходить, и он смог самостоятельно передвигаться из комнаты на кухню, в
ванную и туалет. А главное, мог теперь вернуться к работе, которой посвятил свою жизнь.
Он снова встречался с людьми, снова писал статьи в газеты и журналы, снова ощутил вкус
к жизни.
– Спасибо тебе, солнышко, – он, как в детстве, гладил ее по голове и улыбался, памятуя, что только ей обязан возвращением в этот мир, в котором еще многое не успел сделать.
Он никогда не жаловался на болезнь, но все больше и больше выказывал недовольство, все
больше придирался к тому, что Ксю пыталась для него делать. А она старалась потакать
его капризам, исправлять ошибки, устранять недоделки и радовать его, радовать, радовать… Сама же по ночам плакала в подушку, жалея и себя, и Деда.
Второй звоночек прозвучал вскоре. Опять инсульт! Снова «скорая», снова слезы, вновь
страх потери, неврологическое отделение, где скорее мертвые, чем живые. Снова пеленки, утки, капельницы. Опять безжалостные слова лечащего врача:
– Следующего удара ваш дедушка не переживет…
Три недели в больнице, а затем домой. В этот раз Деда не смог восстановиться полностью.
Ухудшился слух, практически пропало зрение, частично оказалась парализована правая
сторона. Исчезла возможность писать и читать. Худо-бедно он мог сам себя обслуживать, и Ксю благодарила Бога за это: его можно было оставить одного, он сам мог разогреть еду
и сходить в туалет.
Ксю окончила институт и устроилась на работу. За год поднялась по карьерной лестнице и
стала неплохо зарабатывать. Научилась невзирая ни на что всегда быть красивой и
обходительной. Она стала объектом вожделения многих мужчин, но никогда не обращала
на них внимания. Ведь у нее есть Деда, который нуждается в ней.
Подруги крутили пальцем у виска и говорили:
– Ты хочешь положить свою жизнь на алтарь этого старика? Найми ему сиделку…
Они не понимали. Они родом из другого измерения.
– Это мой крест, и я должна пронести его до конца…
А крест с каждым днем становился все тяжелее, и нести его оказывалось все труднее. Деда
старался не досаждать ей, ценил заботу, но старый и больной, практически беспомощный, расстраивался все больше, закатывая истерики. Всю свою жизнь отдавший труду,
знакомый со многими уважаемыми и даже великими, человек деятельный, не
позволявший себе лишний раз расслабится, чрезвычайно требовательный, прежде всего к
себе, перед лицом смерти он оказался совершенно беспомощным. И беспомощность вкупе
с бездеятельностью доводили до исступления остававшийся острым ум. От того обиднее и
больнее было угасать.
Застав его перед телевизором, Ксю весело улыбалась и задавала вопрос:
– Ну, что там новенького?
В ответ он грустно отрывал глаза от экрана:
– Ты же знаешь: моя голова пуста. Я не запоминаю больше информацию.
И у нее сжималось сердце. Понимая, что дни его сочтены, она старалась скрасить каждый.
Старалась не обращать внимания на его упреки, старалась угодить во всем. А глядя с
балкона, как при хорошей погоде Деда вяло шагает на лавочку возле подъезда и
прищурившись, смотрит на солнце, думая о чем-то о своем, она молила Всевышнего
только об одном: дай мне сил дойти до конца, дай сил выстоять, не оступиться в конце
пути!
Теперь он все чаще предавался воспоминаниям, рассказывая о своей трудной, но
насыщенной событиями жизни, жизни достойной, в которой никогда не было места лени, и она узнавала его совсем с другой стороны. Но заканчивалось все всегда одинаково:
– Как же я устал, Ксю, – Деда тяжело вздыхал, снимая очки, тер переносицу. – Зачем такая
жизнь? Пора бы уже на покой…
И Ксю вновь было очень больно. Она видела, что своей заботой уже ничем не может
помочь, Деда и вправду потерял всяческий вкус к мирскому существованию. Для него