Он продолжает:
– Несколько дней тому назад, в прошлую среду, если уж быть совсем точным, один из постояльцев «Принсесс» отвалил, не заплатив.
– Банальная история, на мой взгляд. Даже у вас здесь, наверное.
– Конечно, от этого никто не застрахован. Да еще оставляют тебе чудные чемоданчики, битком набитые всякой макулатурой, как плату по гостиничному счету и за услуги. Ну и на кой черт тебе свой собственный домашний фараон, чтобы предотвратить подобную случайность? Но с этим Фигаро или Фигари, как его там…
– Сигари,– уточняет посыльный,– крутой малый, и, похоже, нос держал по ветру.
– В общем-то, да. Случай с этим Сигари, как я уже говорил, особый. В оставленном им чемодане находились не брошюрки и не телефонные справочники, а довольно специфический товар. Можешь судить об этом сам…
Он переводит взгляд с меня на юную рожу посыльного. Глаза его становятся суровыми.
– Книжонка при тебе, малыш? Чует мое сердце, что ты с ней не расстаешься, и, похоже, ты ее только что читал, вот там, за этим зеленым цветком. Гони ее сюда, сынок. А потом принеси-ка нам еще по стаканчику.
Он протягивает руку. Посыльный встает.
– У меня ее нет с собой,– говорит он.– Она у меня там, в сумке.
Он направляется к стенному шкафу, открывает его и достает портфель типа школьного, откуда извлекает какую-то книгу, которую передает мне транзитом через свое начальство. Затем, в соответствии с полученной инструкцией, направляется в сторону бара.
Я открываю книгу. Миленькая порнушечка, довольно низкопробная, с фотографиями.
– Что надо, да? – бормочет Брюера с видом чревоугодника.– Бьюсь об заклад, в Париже лучше не найдешь.
Возможно. И что, в чемодане этого Сигари было полно этого добра?
– Навалом.
Я возвращаю ему книжонку, он кладет ее на место. Я говорю:
– За такую литературу дают приличные бабки. На что, собственно, жалуется твоя «Принсесс»? Им достаточно все это загнать, и они возместят все убытки.
Он издает протестующее «о!», снова приобретая величавый и напыщенный вид.
– Это невозможно. Владелец гостиницы, даже такой дрянной, как «Принсесс», не может себе позволить… А, вот и Жерар.
Действительно, посыльный возвращается с тремя новыми бокалами. Мы их разбираем и – за наше здоровье и т. д. и т. п. Половину своего бокала Брюера осушает залпом, за рекордно короткий срок.
Впрочем, даже если и допустить такую возможность, – продолжает он,– он не смог бы этого сделать, я имею в виду владельца гостиницы. Продать. Да, старина, не знаю, как там у вас в Париже молодежь, но наши-то юнцы здесь…– Он кивает на Жерара.– Хоть и провинциалы, как ты говоришь, но такие башковитые…
Он осчастливливает остаток виски. Его глаза сверкают, как фонари среди руин.
– Жерар со своим коллегой и приятелем – того зовут Фернан, он работает в «Принсесс», такой же проходимец, как и этот,– стянули весь комплект. Похоже, в той куче были и фильмы. Представляешь? Да, теперь наш городишко стал большим. Растет население, куча машин, ночные кабачки… да, старина! Ночные заведения… со стриптизом… порнушка имеется… чернорубашечники…
Он изъясняется, как рекламный проспект инициативных профсоюзов[1]. Сдается мне, что выпивка не идет ему на пользу.
– Большой город,– всхлипывает он, как будто сожалея о происшедших изменениях.
Я соглашаюсь:
– Да, совершеннолетний, получивший все прививки и населенный башковитыми парнями.
– Ты точно сказал. В наше-то время…
В этот момент его сетования прерываются шумом голосов, доносящихся из холла, и чья-то нетерпеливая рука несколько раз нажимает на звонок, прикрепленный над стойкой администратора.
– Посмотри-ка, что там такое,– ворчит Брюера,– мне это до смерти надоело.
Посыльный вскакивает на ноги, чтобы разузнать, в чем там дело, в полном соответствии с полученными инструкциями. Он, похоже, тоже чуточку поддатый. Не поставив на место стакан, он вместе с ним устремляется навстречу клиентам. Похоже, это плохо кончится. Брюера слишком поздно отдает себе отчет в грозящей опасности. По другую сторону двери Жерар уже обсуждает проблему. Можно лишь уповать на то, что его собеседники не станут придираться к его поведению. Через некоторое время Жерар возвращается. Без стакана. Должно быть, он оставил его на стойке.
– Это вернулись те, что из 75-го,– объясняет он.– Они уезжают в двенадцать.