— Кто у вас главный? — спросил комбриг.
— Батько в городе. Толкуй с ним.
Несмотря на запрет, надо идти к атаману. Сам Левензон на это не решился, взял с собой комиссара и двух командиров полков. В шапках-богатырках они пришли в Большую Московскую гостиницу. Там увидели накрытый стол, сидят военные, а у резного буфета, опершись на локоть, — Махно. Фишель предполагал, что тот видный мужик, вроде Котовского, начнет кричать, безобразничать. Ничего подобного. Невзрачный худой Батько сухо представил своих: командира корпуса Семена Каретника, секретаря реввоенсовета Дмитрия Попова, комполка Фому Кожина, еще кого-то. Левензон не запомнил.
— Я желаю переговорить о гарнизонных делах, — заявил он.
— Вот с ними и будете толковать. А политическое решение потом примет наш реввоенсовет с вашим, — ответил Батько. — Но прежде, по славянскому обычаю, выпьем по чарке за встречу двух армий, и только!
Гости переглянулись, явно сомневаясь. Бражничать с разбойником?
— Чего там ломаться? Давайте! — махнул рукой командир красного полка Михай Няга, молдаванин. Выпили, закусили.
— Ну, пора беседовать, — пригласил Каретник.
Батько пожелал им удачи и удалился. Он не хотел вступать в спор с этими мелкими пешками. Теперь всё зависело, полагал он, как сладятся Ленин с Троцким. Возьмет верх последний — не миновать новой резни. Но чем черт не шутит? А вдруг их Ульянов и правда мудрый, каким хотел казаться при личной встрече полтора года назад!
Каретнику Махно велел: «На рожон не лезь. В твоих руках, Семен, наше завтра. Все балачки они передадут по инстанции. А решать будут там, — он показал на потолок. — Соглашайся занять участок фронта против белых». — «А если спросят о личном составе?» — «Ври побольше, чтоб хвост не поднимали».
На следующий день, как и предполагал Батько, в дивизию, а оттуда в 14-ю армию полетела секретная депеша:
Комбриг 1-й тов. Левензон, прибыв в Александровск, отправился к Махно. Его принял комкорпуса Каретник и после длительного разговора заявил: «Мы готовы занять определенный участок, ибо враг у нас один…» В городе расклеен приказ, гласящий, что за грабежи расстреливать на месте, ходят патрули, разъезжают крупные разъезды по 80-100 сабель с черными знаменами. Комбриг спрашивает определенных указаний, каковых спрашиваю и я.
Ни Махно, ни красные, что находились в городе, еще не слышали о сдаче белыми Ростова-на-Дону, Таганрога и Мариуполя. Поэтому когда Каретник говорил: «Враг у нас один», — руководство Южного фронта это уже не волновало. Противника близко не было, если не считать потрепанный корпус Слащева, что с горем пополам удерживал вход в Крым.
Нестор Иванович также не предполагал, что Троцкий сейчас в Петрограде и Украина его мало занимает, иначе бы обрадовался. И напрасно. Льва Давидовича здесь «заменял» не менее коварный Иосиф Виссарионович, тоже имевший прямую связь с Кремлем. Сталин понимал, что обвинить махновцев в развале фронта, как это ранее придумал Троцкий, сегодня, конечно, смешно. Нужна новая версия, и, пока красноармейцы с повстанцами читали разные листовки, угощали друг друга самогоном и маршировали на парадах в Александровске, начдива вызвали на телеграф. Он выстукивал:
«Добрый вечер, тов. Якир. У аппарата Уборевич и члены реввоенсовета. Тов. Сталин только что передал распоряжение Южфронта предложить армии Махно выступить на защиту Советской республики против поляков в районе Мозыря… Нами будет передан для Махно приказ».
Якир ответил: «Я лично, зная Махно, полагаю, что он ни в коем случае не согласится… и операцией против него будет весьма трудно руководить».
Уборевич: «Вы хорошо понимаете, что этот приказ является известным политическим маневром и только… Если этого не пожелают сделать, значит, они враги и изменники».
Утром Батьке принесли приказ: «Выступить со всеми вооруженными силами по маршруту: Александрия — Черкассы — Бровары — Чернигов — Гомель, где, сосредоточившись, поступить в распоряжение РВС 12-й армии».
— Что за чушь? — возмутился он, покусывая губы. — Гриша! — позвал Василевского. — Срочно сюда Каретника, Марченко и Попова!
Он ожидал любой пакости, но только не это. Выходит, вожди не против повстанцев, готовы даже дружить с ними. Лишь подчиняйтесь! Будьте на побегушках. Ох и лисы острозубые!
Услышав шум, появилась из другой комнаты Галина.
— Что случилось, Нестор?
Он не отвечал, мрачно ходил из утла в угол, опустив голову.