— Ел сегодня? — еще поинтересовался Василий.
— Не-а.
— Ну, тогда дуй со мной на бронепоезд. Там каша варится.
Увидев их, Лонцов спросил:
— Что слышно в штабе?
— Валяются стриженые. Велели ждать.
— У моря погоды? — вскипел командир бронепоезда. Приплюснутый нос его побагровел. — У меня вон, пока ты ходил, вся прислуга разбежалась!
— Ишь ты, вызверился, как коза на мясника, — не остался в долгу и Данилов. — Я что тебе, Батько?
— Та-ак, — перевел дух Лонцов. — А это кто еще припёрся?
— Герой гражданской войны, познакомься. Захар Клешня прозывается. Семь мух одним махом убивает!
— Ловко. Нам бы и раковую шейку для гарнира, — потеплел Кочубей. — Повар-то остался. Эй, Никодим, тащи жратву! Станем жить по правилу: родился мал, вырос глуп, а умер пьян. Ром не забудь, Никодим! Тот, аглицкий, — сногсшибательный. От тифа вроде спасает, а уж от тоски… и подавно.
Они пили день и полночи, пели, плясали в обнимку с трехдюймовыми пушками. А что оставалось делать? Никто их не посещал, не тревожил. Сами себе атаманы, и катись всё оно к е… матери пид тры чорты!
А утром на станцию прибыл знакомый бронепоезд, брошенный на Хортице. Из теплушек посыпались красноармейцы. Явился дядя в островерхой шапке-богатырке.
— Петр Лебеда, назначен комендантом Никополя, — представился довольно угрюмо. — Где ваше махновское начальство?
— В городе, — отвечал Данилов.
— Ведите меня к ним!
— Пожалуйста. Но они все… в тифу.
— Гм-м, это хужее, — засомневался новоиспеченный комендант. — Ладненько. Я еще вернусь, — и зашагал по шпалам.
Повстанцы переглянулись. На похмелье и так было тошно, тревожно на душе, а тут этот хмурый тип.
— Мы что, полудурки, чтобы ждать его? — спросил Кочубей. — Слышь, Вася, мигом дуй в штаб, скажи: надо тикать. Кто хочет и может — пусть с нами.
Данилов ушел. Вокруг бронепоезда уже шастали красноармейцы, заглядывали в щели, что-то обсуждали. Внутрь пока не лезли. Опасались или ждали приказа? В любом случае нужно было удирать. Ничего доброго это соседство не предвещало.
— Хлопци, а як же наши больни? Йих же тысячи в городи! — забеспокоился Клешня.
— Небось, сам намылил пятки, раковая шейка? Ты потащишь их? На себе? — въедливо поинтересовался Лонцов. — Мы и раньше бросали тифозу белым. Ну и что?
Они взяли по паре гранат, патроны, карабины, рому и ждали Василия Данилова. Тот всё не появлялся. Может, штаб уже арестовали да и его заодно прихватили? Что творится! За какого беса бились? Батько сам говорил на митинге: «Мы подсекли тыл белых. Пусть нам будут благодарны большевики!» Вот и дождались дулю с маком. В чем же виноваты махновцы?
Пока они так переговаривались, появился наконец Василий.
— А штаб? — не понял командир бронепоезда.
— Ждут за станцией. Тут опасно. Бегом смываемся. Стоп! А ром и оружие для лысого начальства?
По одному, по два они уходили. Последним был Кочубей. Он поцеловал поручни, сказал бронепоезду:
— Прости, друг. Не уберегли… — и смахнул слезу.
На лодке случайного старика переправились через Днепр. Дальше пробирались плавнями, где когда-то прятались запорожские казаки, убегая от татар. Высоченные сухие тростники, рогоз, голые вербы, осокори тянулись на десятки километров, и все это называлось Великий Луг. Тут можно спрятать и прокормить рыбой, медом целое войско. Опасны были лишь огонь и аэропланы.
Показался дымок, костер на поляне у озерца. Наши беглецы принишкли в кустах. Но сорока, сучья дочь, заметила их и беспокойно стрекотала.
— Эй, хто там? Вылазь! — послышалось от костра.
— Ану, Вася, узнай, — попросил Билаш.
Данилов пошел и вскоре позвал:
— Свои! Дуйте сюда!
У вместительного шалаша сидели бородатые мужики, что-то пили, закусывали.
— Бог в помощь, — сказал Билаш.
— Сидай, якшо нэ шутыш, — ответил незнакомец, седой, в грязном, некогда белом кожухе. — Хто вы таки?
Виктор не стал юлить:
— Я начальник штаба Повстанческой армии Батьки Махно. Фамилия Билаш.
— А Зубкова знав?
— Пузатого? Что литр самогона мог выпить за один присест? — Виктор скривил в усмешке правый угол губ, посиневших от холода.
— Бачу, нэ брэшешь. А за вамы там ще хто е?
— Нет. Мы сами еле унесли ноги из Никополя.
— Хлопци! — гаркнул седой. — Вылазьтэ! Цэ свойи!
Зашуршали тростники, справа и слева появились дядьки с винтовками, даже «максим» выкатили.
— Молодцы! — похвалил Петр Петренко.
— Иначе крышка, — согласился седой. — Красные по берегу прут на Крым. Наших ловят. Командиров к ногтю. Ану, налывайтэ гостям!