Легко они воюют. Не заманят в западню? — спросил Батько Билаша. Ехали на рессорной немецкой бричке в середине колонны. У Нестора Ивановича еще мелькнула догадка: «Не хотят бойни. Тоже трудяги. Кто же их гонит, несчастных? Фрунзе? Комиссары? Какая подлость!»
— Хрен с ними. Будем прорубаться! — отвечал начальник штаба.
В тылу красных, к счастью, резервов не оказалось, и, преследуя отступающую бригаду (она вскоре капитулировала), махновцы вырвались на оперативный простор.
— Ну-у, гадёныш Фрунзе, держись! — весело злобясь, воскликнул Батько. — Мы тебе покажем, как нарушать слово. Жаждал бойни — получишь!
Минувшей же ночью шли повальные аресты анархистов в Харькове, Киеве, других губернских городах. Были взяты дипломатические представители повстанцев Дмитрий Попов, Авраам Буданов, командиры, что лечились в госпиталях, а также секретари конфедерации «Набат» Всеволод Волин, Барон, Марк Мрачный — всего 346 человек. Многих отправили в Москву, в ЧК и там расстреляли.
После того как Семен Каретник уехал в штаб Фрунзе и не вернулся, когда повстанцы поняли, почему их затюрили в эту Евпаторию, песчаную окраину Крыма, где легко перекрыть дороги, — вожаком избрали Алексея Марченко. Он сразу вспомнил слова Льва Голика, сказанные на следующий же день по приходе сюда: «Хлопцы, это мышеловка. Давайте тикать!»
Но куда? Где приказ? Вся надежда была на мудрость Батьки, предусмотрительность Билаша. Они уже вторую неделю молчали. Один за другим летели в Гуляй-Поле гонцы, а ответа нет как нет. Сначала казалось, что Махно плетет какие-то свои хитроумные сети. Потом явилась догадка: вестовых же ловят! Связь специально прервали!
Ночью решено было прорываться домой. Красноармеец ходил в атаки вместе с махновцами. Что же он — совсем скотина? Не станет стрелять братьев-трудящихся!
— Так? — резким тенорком спросил Алексей Марченко. Узкое нервное лицо его, даже залысины посерели.
Тонкие губы плотно сжаты. Все не раз видели, как он отчаянно рубится в кавалерийских атаках, слышали, как едко и умно критикует начальников. Потому и назвали его, язвительного живчика, а не скрытного тугодума Петра Петренко.
— Так, так, — согласились командиры, понимая всю опасность, может, даже гибельность предстоящего рейда. Подобное никто еще в истории войн не предпринимал. Ведь весь Крым запружен победителями Врангеля!
В предрассветном холодном тумане махновцы выкатились из Евпатории. Конный полк красных, что стоял там, и не пикнул. Караульные разъезды, встреченные по дороге на север, сдавались без шума. Иных частей пока не было видно, и повстанцы на рысях уходили подальше от неприютного Черного моря. Их колонна растянулась на три версты.
Узнав об этом, возмущенный Фрунзе отчитывал командарма 4-й Лазаревича: «Мне не понятно, почему вы отложили операцию на утро 27 ноября… Приказываю действовать со всей решительностью и беспощадностью».
Вскоре махновцы столкнулись с конной бригадой, что шла их ловить.
— Дай залп поверх голов, — прикоснувшись к шапке, велел Марченко командиру пулеметного полка Петренко. — Не пропустят — робым грязь!
Грохот двухсот пулеметов ошеломил кавалеристов, и они не стали упрямиться. Более того, показали секретный приказ. «Требование РВС Южфронта, предъявленное 23.Х1 командующему Повстанческой армией Махно о расформировании партизанских отрядов, производящих бесчинства, им не выполнено», — читал Алексей. Он не знал, что это ложь. Никто Батьке ничего не предъявлял. Фрунзе писал: «Вместо этого Махно открыто выступил против Советской власти». «Брехня! — догадался Марченко. — Не мог Батько предать нас. Я знаю его пятнадцать лет. Не мог!»
То, что было дальше в приказе, не оставляло никаких сомнений: «Войскам фронта считать Махно и все его отряды врагами Советской республики и Революции». Кровь ударила в лицо Алексею. «Хай Махно такой-сякой. А мы-то причем? — подумал он в ярости. — Бесчинств у нас нет. Мы честно сражались, положили в Крыму тысячи хлопцев! Ради какого же хрена? Ах вы ж, скоты-властители!»
Познакомив своих командиров с этим тайным объявлением войны, Марченко сказал:
— Так вероломно поступали только монгольские ханы. Что нам остается? При встрече с противником высылаем вперед часть пленных красноармейцев с ультиматумом: пропустить нас. Иначе остальным — крышка!
Наступила тревожная ночь. Идти дальше или остановиться? До перешейков еще далеко, по темноте не успеть, и люди валятся от усталости. Решили прикорнуть в селении Айбар. Что будет, то и будет. Только расположились, как прискакал разведчик: