Санитар убежал.
— Да ты, Правда, никак струсил? — удивился ночной гость. — На тебя не похоже.
— Поскачешь на костях — задрожишь, — отвечал батько.
— Едем, командир. Спать до смерти охота! — послышались недовольные голоса.
— Не рыпаться, бабахну! — предупредил Правда. — И второе. Меня ж возьмите. Вы шо думаете, без чарки обойдется?
Прибыл дежурный по штабу Лонцов-Кочубей, что когда-то командовал бронепоездом. Улицу перекрыла пулеметная сотня.
— С добром явился, Пархоменко? — спросил Кочубей. — А то у нас разговор короткий!
— С добром.
— Тогда поехали к Батьке.
Заходя в хату, высокий Иван нагнулся, увидел за столом членов штаба. Они вроде еще и не ложились спать. Горели керосиновые лампы, пахло соленьями. Рядом с гостем стал Лев Зиньковский, готовый в любой момент сграбастать его.
— Явился, дезертир! — угрожающе сказал Махно, не поднимаясь. — И сколько же ты хлопцев привел?
— Полуэскадрон.
— Чи не войско! Гаврюша, — обратился Батько к Трояну, — проследи, чтоб развели по хатам, накормили людей и коней. Садись, Иван. Выпей чарку и докладывай.
— Цэ я його пиймав! — улыбнулся Правда, тоже умащиваясь к столу и наливая себе в кружку.
— Слухаем тебя, — Нестор Иванович глядел на Пархоменко по-ястребиному.
Но тот не смутился. Закусывал огурцом и говорил жестким баритоном:
— Союза с кремлевскими диктаторами я не желал и не желаю. Им наша воля, что волчья сиська. Вас тогда приманули, чуть не загрызли. А мы ушли. Подались в Россию. Там тоже хватает обездоленных. В Воронежской губернии набралось у меня до десяти тысяч штыков. А тут слух: какой-то Антонов вздыбился. Гонцов к нему послали. Я от вашего имени действовал, Батько.
— Что-то не верится, — ехидно заметил Кочубей. — Самому, небось, захотелось в гетманы!
— Послухаем, — одернул его Махно. — Продолжай, Иван. Кто такой Антонов?
— Был начальником милиции. Крепкая жила. При царе сидел за идейный разбой, освободила Февральская революция. Но вот беда — эсер, требует Учредительного собрания. Заключили мы с ним лишь военное соглашение. Антонов остался на Тамбовщине, а я пошел назад. Воронежцы заколыхались, особенно зажиточные. Я кинул лозунг: «Каждый имеет право на продукты своего труда».
Им понравилось. Моя группа возросла до тридцати тысяч…
— Ох, и брешешь! — встрял Правда, наливая себе снова в кружку.
Пархоменко покосился на него пренебрежительно и продолжал:
— Комиссары, сосать им волчицу, принишкли. Ненадолго. Пригнали бронепоезда, полевые части. Полная оккупация, как и здесь. А народ устал…
— Эх, безымянный ты, Иван, — вздохнул Правда.
— Это почему же?
— А так. Не батько — сельский атаман.
— Зато я ни в какие союзы с Троцким не вступал! — духарился Пархоменко.
— Знаешь, что положено дезертиру? — все так же холодно поинтересовался Махно. Его беспокоил не этот хвастливый бегунок. Дело прошлое. Мучил распад армии.
— Таковым себя не считаю! — огрызнулся Иван и, большой, усатый, недовольно подвигал плечами.
— Ты не хорохорься, — посоветовал ему горячий Трофим Вдовыченко, позванивая под столом серебряными шпорами. — Чув про свого брата Сашка?
— Начдив у красных, орденоносец. Ну и что? Яза него не отвечаю.
Члены штаба поняли, что Иван еще ничего не слышал.
— Нету его! — как-то злорадно сообщил Правда.
— Ты… что? — Пархоменко повернулся вправо, влево, не веря услышанному.
Махно опустил голову и смотрел исподлобья, сурово. У него убили четырех братьев, и он сполна испытал, что это такое. В гнетущей тишине прозвучал ровный голос начальника штаба Виктора Билаша:
— Он прилетел со своей дивизией, чтобы порубить нас. А мы его взяли в плен, твоего Александра, и расстреляли.
Пархоменко судорожно глотнул.
— Где? — спросил хрипло. Лицо его вмиг посерело, ясно было, что он никому этого и никогда не простит.
— На правом берегу Днепра, — отвечал Билаш. — Наших там сотни полегло в окружении.
Иван шумно вздохнул. Батько Правда подвинул к нему свою наполненную кружку. Пархоменко взял ее, тряхнул головой и молча выпил.
— Ну что ж, — сказал. — Рано еще к Богородице. Будем биться!
На следующий день его полуэскадрон влился в кавалерийский полк редеющей Повстанческой армии.
Т. Склянский!
Наше военное командование позорно провалилось, выпустив Махно (несмотря на гигантский перевес сил и строгие приказы поймать), и теперь еще более позорно проваливается, не умея раздавить горстку бандитов… И хлеб, и дрова, всё гибнет из-за банд, а мы имеем миллионную армию. Надо подтянуть Главкома изо всех сил.