— Тут такое дело, — осмелев, сказал Михаил и пыхнул самосадом. — Бачылы мельницы? У нас есть и маслобойни. Революция отхватила их у хозяев и поднесла нам. Хорошо! Где ни возьмись — немчура и варта. Забрали опять и лупят за помол деньгу крутую. А куда денешься? Семечек, зерна подсобрали. Як бы, Батько, того… назад воротить?
В хате притихли. Только сало шкворчало на сковороде. Ясно было, что для мужиков это больной вопрос.
— Нет ничего проще, — ответил Нестор, смачно закусывая. — Считайте, с данного момента мельницы и маслобойни уже ваши!
Крестьяне, однако, радости не выказывали.
— Что, не отдадут толстопузые?
— Не-е, вы ж поймите, Батько, отдать-то они пожалуйста. А як потом?
— Когда мы уйдем, что ли? Вы прямо режьте, прямо!
— Вот именно. Як же потом? — смуглое лицо Михаила было печальным, зеленые глаза сощурились. Он всё пыхал самосадом.
— Я же решил, — строго напомнил Нестор. — Мельницы и маслобойни уже ваши!
— А вы им это скажите. Им!
— Кому? А-а, чего проще. Зовите сюда захребетников. Немедленно!
Через некоторое время в маломерных дверях показался краснощекий молодец и с достоинством, слегка поклонился.
— Где остальные? — неприязненно спросил Махно.
Гость протиснулся поближе.
— Прошу прощения, тесновато у вас. Может, на мельницу заглянете? Всех приглашаем, — он с сомнением почесал за ухом. — Там есть на что поглядеть!
Нестор вспомнил первобытную крупорушку, которую с трудом вертел у Трояна. Захотелось увидеть настоящую технику, и он велел:
— Петя, ану сбегайте с Гаврюхой да осторожно всё проверьте там.
— Может, не надо, — попросила Тина, что тоже сидела за столом, но хозяйке не помогала.
— Боишься, — усмехнулся Нестор. Всем она хороша для него, а в отряде и здесь вот чужая и, похоже, никогда не будет своей: к уюту приспособлена, к шелковому гнездышку.
— Публика-то коварная. Беспокоюсь, милый.
Он обнял ее за плечи.
— Со мной тебе сам Люцифер не страшен!
Троян с Лютым и краснощеким молодцем ушли.
— И вы б не бегали. Припомнят, а у нас же трое, — подала голос Аня, глядя не на мужа — на Петра Петренко с болью и сожалением. Какой кавалер был, богатырь и умница. Даже эти разбойники прислушиваются к нему. Ах, не суженый!
— Всегда так! — возмутился Михаил, перехватив взгляд жены. — Нужда загрызает — ты виноват. Не лезешь из кожи вон. А чуть поднимешь хвост — дергают: сиди и не рыпайся. Та як же ее, ту справедливость, достанешь со связанными руками? — он вскочил. — Пошли!
Попив компота из вишен, шелковиц, абрикос и поблагодарив хозяйку, они направились к мельнице.
На улице было по-осеннему холодно, пахло прелью палых листьев и тянуло свежестью с Мокрых Ялов.
— Чуете, чуете? — подняв палец, как-то даже восторженно вопрошал краснощекий, что встретил их у ветряной мельницы с группой хозяев. В сумерках большие крылья ее тихо вращались.
— Ни одного скрипа, ни стука. Прислушайтесь! — торжественно взывал умелец. — Она живая! Мы с братьями и отцом душу в нее вдохнули. А сколько сил, денег вбухали! Кто считал? Голые и босые остались. Помните?
— Так. Так, — подтвердили мужики.
— Теперь что ж она, без меня? Осиротеет, зачахнет, родная, — словно и впрямь о живом существе говорил с горечью умелец. — Заходите с Богом.
Он открыл дверь, изукрашенную полированными фи-' гурками. Внутри горело несколько семилинейных ламп и тоже чувствовалась рука мастера. Пол, стены, потолок были «расписаны» разными сортами акации, клена, дуба, бука. Налет муки вытерли, текстура древесины играла, и Нестор даже головой покачал. Это не крупорушка — прямо храм какой-то, Василий Блаженный! Вот тебе и Времьевка. Кто б мог подумать?
— Но ты же хмырь! Шкуры, небось, сдираешь с односельчан? — сказал мельнику Петр Лютый.
— А кто считал наши убытки? — обиделся краснощекий. — Шестерня полетела. Где взять? Да ни за какие деньги сейчас не купишь…
— Погоди, Ванёк, — степенно обратился к нему другой хозяин, постарше, с окладистой бородой. — Мы не против того, чтобы отдать все это людям. Будь ласка. Но кто его будет содержать?
— Мы! — запальчиво отрубил Михаил, шевеля протабаченными усиками. — Миром поддержим и не хуже вас, Петрович!
— Он прав, — вмешался Алексей Марченко. — Гуртом ловко и батьку бить.
Намек был явно неуместен, и все сделали вид, что не заметили его.
— Вот именно. Один кует, другой дует, и никто не ведает, что будет, — упрямился краснощекий Ванёк. — Общее оно все равно, что чужое.
— Тогда ни нам ни вам! — подскочил к нему Михаил. — Давайте, Батько, взорвем к чертовой матери все мельницы и маслобойни. Вот это будет по-справедливости!