К моему удивлению, Фэгг просветлел.
— Да, — сказал он, — совершенно верно! Я человек нестоящий! Да ведь мне это не в новинку. Понимаете, какое дело, я думал, что Рэтлер любит эту девушку не меньше меня, а ей он нравится больше, значит, она с ним будет счастливее. А потом я узнал, что старик Робин хочет выдать ее за меня, а не за Рэтлера, потому что я побогаче, а девушка сделает, как ей велено, и вот, понимаете, показалось мне, что я тут лишний, ну, я взял да уехал. А чтобы старик примирился с Рэтлером, — продолжал Фэгг, не дав мне вставить слово, — я одолжил Рэтлеру некоторую сумму, пусть пристроится к какому-нибудь делу. Такой предприимчивый, деятельный, замечательный человек, как Рэтлер, сумеет устроиться и опять выйдет в люди, а нет, так не будем его строго судить. Всего вам хорошего!
Мне было не до любезностей, — так меня взбесило отношение Фэгга к этому Рэтлеру, но предложение его было выгодным, я пообещал заняться его делами, и он уехал. Миновало несколько недель. Пришел очередной пароход с Востока, и долгое время после этого с газетных страниц не сходили описания одного страшного кораблекрушения. Подробности этого ужасного несчастья обсуждались на все лады во всех частях штата, а те, у кого имелись близкие на том пароходе, уединялись и, затаив дыхание, читали списки погибших. И я тоже читал эти списки — читал о людях талантливых, отважных, благородных, о людях, пользующихся любовью близких, и, вероятно, мне первому пришлось прочесть среди всех этих имен имя Дэвида Фэгга. Нестоящий человек «вернулся на родину».