Ее легонько встряхнули. В голосе Игоря – смех пополам с досадой:
- Слушай, если ты на мне прямо сейчас уснешь, это будет убийственным ударом по моему мужскому самолюбию!
- Ой, извини...
Агата вновь попыталась скатиться с него. Не пустили. Наоборот, Келдыш прижал ее к себе еще теснее и она почувствовала, как двинулись его ребра, как голос зазвучал раньше, чем он произнес:
- Знаешь, я не должен был... на тебя набрасываться.
Ну начинается!
Ладно. Поговорим. Хоть сейчас.
Вчера поговорить как-то… не удалось. Как вообще можно разговаривать после таких поцелуев? Ноги подкашиваются, сердце бьется и на своем законном месте, и в голове, и в животе… Она даже застонала от разочарования, когда Келдыш отстранился. Но оказалось, лишь для того, чтобы избавить себя и ее от такой ненужной, тесной, жаркой одежды. Чтобы стать еще ближе – его плотная горячая, быстро влажнеющая кожа; пальцы, рассыпающие по телу огненные сладкие искры, горячие поцелуи, как укусы – снова и боль и удовольствие одновременно...
- Это же я на тебя набросилась!
Игорь согласился:
- О да, я помню!
Агата скользнула мизинцем по ссадине на его губе, сказала виновато:
- Я не знаю, что на меня нашло!
- Я тоже не знаю...
Она только успела возликовать: вот и взрослый опытный мужчина потерял голову от страсти, потерял голову от нее, Агаты! Но Келдыш, как обычно, все испортил – продолжил крайне серьезным голосом:
- ...что на тебя нашло!
Агата растерянно захлопала ресницами.
- Ах ну, извините, не сдержалась... Значит, ты все-таки жалеешь, да?
И затаила дыхание в ожидании ответа.
- Черта с два жалею, - пробормотал Келдыш. – Но извинениями ты не отделаешься.
- А... чем?
Игорь сказал со вздохом:
- Объяснил бы я тебе – чем, но уже совсем некогда. Уже звонила твоя... хм, наша?.. бабушка. Пошли сдаваться.
И Агата сразу скисла. Спросила трусливо:
- А может, не надо, а? Может, потом, как-нибудь...
Игорь поцеловал ее – очень крепко. И также крепко сказал:
- Надо!
– Ну я так и знала…
Они сидели за столом – друг напротив друга. Келдыш и бабушка. Агата беззвучно вздохнула. Она не знала, к кому присоединиться, понимая, что сейчас это будет своего рода демонстрацией, на чьей она стороне. В конце концов села в торце стола, но все равно то и дело суетливо подскакивала – подогреть раз за разом остывающий чайник, достать что-нибудь из холодильника…
– Следовало ожидать, – продолжила бабушка, бесконечно помешивая уже заледеневший, наверное, чай. – Явился! Ошеломил. Заинтриговал. Ослепил.
Они обменялись ядовитыми улыбками. Лидия словно пункты обвинительного приговора зачитывала:
– Вы же понимаете, что вы – единственный… да просто первый взрослый яркий мужчина, встретившийся Агате! В этом-то все и дело! Вы не дали ей вырасти, оглядеться, выбрать, наконец…
– Бабушка, ну зачем ты так говоришь?! Я уже выбрала!
Бабушка не обращала на нее никакого внимания.
– Я собираюсь и дальше и дольше, – холодно заявил Келдыш, – оставаться единственным.
Лидия подняла брови.
– Даже учитывая наш семейный темперамент?
Игорь заломил бровь – ответно.
– А насколько вы знакомы с нашим семейным темпераментом?
Лидия со звоном бросила ложечку на блюдце. Агата вздрогнула.
– И что дальше?
– Я – больше не ее куратор…
– Бог услышал мои молитвы!
…а так как Агате больше шестнадцати, она может жить, с кем пожелает, и даже зарегистрировать брак.
- Однако вы основательно подготовились. Интересно только, сегодняшним утром, или прикрывали тылы заранее? – Лидия вперила в Игоря указующий палец: - Вижу, у вас разбита губа. Все-таки досталось от моей внучки?
Келдыш и глазом не моргнул.
- Сопротивлялся насилию!
Лидия фыркнула. Предательски краснея, Агата уставилась в свою чашку. Бабушка ни за что не поверит, но ведь... он сказал правду.
...Было мгновение, когда Келдыш остановился. Замер. Обхватил ее лицо ладонями, выдохнул:
- Подожди... что мы дела.... что я делаю?..
Вжаться, вцепиться, обхватить руками-ногами, не отпускать никуда! Но Келдыш все же отодвинулся. Теперь-то Агата понимала – просто перевести дыхание, успокоиться... А тогда она впала в панику: он постоянно уходит, ускользает, и она снова и снова остается одна!