Агата принялась тереть ладонью щеку – чтобы скрыть предательский румянец. А попросить себя поцеловать – это провокация? Наверное… Игорь ведь вовсе не собирался ее целовать, это она на него... хм, набросилась?
Ну да, а он так сильно отбивался…
Ей казалось, что она нормально – ну, относительно нормально, пару часов все-таки! - выспалась и не ожидала, что уснет, едва прислонившись к спинке дивана.
Разбудили ее, кажется, прямо тут же, выдернули из теплого сумрака сна, и еще не раскрыв глаза, она начала плакать:
- Ну дайте же мне поспать…
- Вам больше нельзя!
Агата разрыдалась. Она совершенно не могла остановиться – рыдала и рыдала в голос.
- Но я больше не могу! Не мо-гу, понимаете? Я хочу спать… я умру, если не посплю еще… хоть немножко!
Ей было очень жалко себя, очень обидно – ведь они-то с Борисом спят, сколько им влезет, а она только уснет, как ее тут же расталкивают! Казалось уже (а, может, и не казалось?), что люди из ее снов – давно не существующие, но все еще живущие – теперь легко преодолевают прозрачную, совсем истончившуюся границу реальности, и ходят, говорят, двигаются вокруг. Если это не сумасшествие, тогда что? Еще немного и они заполонят все пространство вокруг. Или она станет такой же – никому не видимой, никому не слышимой; тенью, не знающей, что она уже давно умерла…
Все это – всхлипывая, подвывая, захлебываясь – Агата попыталась объяснить стоявшему перед ней Келдышу. Наверняка он ничего не понял – кроме того, что она очень-очень-очень хочет спать. Наконец Агата стихла. Села прямо, вытирая нос и глаза. Сказала, глядя в сторону:
- Извините. Я не… не хотела.
Келдыш протянул ей платок. Присел на край дивана, облокотился о колени, рассматривая пол под ногами. Лица его Агата не видела.
- Что, совсем уже нет сил терпеть?
Агата вздохнула. Ее било дрожью – и от слез и от недосыпания.
- Я попробую… только спать хочется. Очень.
- Мортимер. Вам нельзя видеть сны.
- Да. Вы говорили…
А, может, вы ошибаетесь. Может, Осипенко права хотя бы в этом... Агата увидела, как куратор двинул лопатками: точно он отвечал ее мыслям, а не ее словам.
- Ну хорошо, поспите еще немного, - сказал Игорь. – Я посторожу вас.
- И разбудите снова?
- Разбужу, - сказал он.
Поднял голову и встретился взглядом с сестрой, стоявшей на пороге.
- Игорь, - тихо сказала Лиза.
Келдыш вновь уставился в пол. Посидел молча. Неожиданно резко – даже диван качнулся – поднялся и вышел. Когда Агата вновь открыла глаза, он уже стоял над ней с трубкой телефона. Слушал длинные гудки и смотрел в стену. Когда кто-то отозвался, сказал кратко:
- Я согласен.
И положил трубку.
Глава 8
Ловушка
…Люди теснили Келдыша – медленно, настороженно – они словно не хотели, чтобы началась драка, и одновременно были готовы ее начать. Келдыш говорил им что-то сердитым голосом, до Агаты доносились только отдельные слова:
- …поговорить… ну поговорить-то можно? Да пусти ты меня… руки, руки, говорю!
- Игорь, успокойся. Подожди, не вмешивайся. Игорь…
Агата смотрела на них, цепляясь за косяк двери. Кто-то пытался разжать ее пальцы – она уже не обращала внимания, кто. Она почему-то начала очень четко видеть и лицо Келдыша и лица тех, кто его удерживал, - точно всех обрисовали жирным карандашом. А ведь очки валяются где-то под ногами, еще и разбились наверняка, вспомнила она. И забыла. Зачарованно глядела, как люди наливаются изнутри цветом: больше всего было красного ("огневики", шепнула память), серебристого и золотого ("металяшки"). Наверное, в боевые маги набирают именно из этих Стихий. Димитров тоже собирался стать Бойцом…
Кто-то из них толкнул сильнее – над плечами и головами взметнулась рука Келдыша. По ней бежала красная волна со слепящими высверками белого. Он заражен и ее, мортимеровской магией. Не стоит им драться с ним. Не надо…
Кажется, его все-таки ударили, потому что Игорь охнул. Агата отпустила косяк и шагнула вперед.
- Стойте, – сказала.
Почему-то все ее услышали. И даже послушались. Жесткие пальцы, удерживающие ее, соскользнули с плеч – или она их попросту стряхнула? Люди оглядывались на Агату – и так замирали. Некоторые начали отступать, и в просвете между ними она увидела Келдыша. Он был цел и невредим, но очень зол и оттого внутри него крутилось и раскалялось жаркое пламя. Буро-грязные пятна, которые она когда-то видела… в Котле? плавились и сгорали в этом огне.
- Агата, - сказал он. Имя так ударило по ушам, что в голове у нее плеснуло болью. И рассыпалось эхом: Ага-та… та-а… а-а-а!..