Первым делом пришлось заживо срезать зараженные участки кожи и плоти. И после каждой такой операции долгое время мужчину захватывала губительная лихорадка. Благо уцелел алхимический подвальчик. Так что зелья Альма готовила исправно. Они стали основой ее целительской магии.
Сезон дождей обрушил на поместье свои воды. Во многих местах сожженный потолок не был им преградой. Альма и не пыталась возвращать поместью прежний вид. С пеплом ее последней обители смешались и остатки ее прислуги. Ведьма не тревожила их. Единственное, что она вернула, это защитный барьер. Так никто из учеников и последователей безумного ведьмака не мог бы ей помешать.
Мучительно долго тянулись первые три месяца. Каждую ночь после операции, Альма просиживала рядом с больным и помогала ему перетерпеть боль и горячку. Целыми часами она втирала в его изъеденное тело лечебные мази. По нескольку часов без перерывов читала заклятия, чтобы избавить разум больного от мук и безумных порывов.
- Уф! Твою мать! – выругался мужчина после очередного глотка гадючьего зелья. – Вот же мерзость. Эта штука мне сейчас кишки проплавит!
- Пей. Знаю, что противно, - парировала Альма с невозмутимым видом. – Но только так можно остановить распространение Червя внутри. Вырезать все это я, понятное дело, не смогу. Если только расчленить тебя на части.
- Порой мне кажется, от этого и то больше проку было бы! – процедил сквозь зубы Грегорос. – Просто умереть и все. Лучше бы уж ты меня сразу убила…
- О-о, что такое? – с наглой улыбкой блеснула глазами волшебница. – А как же святой долг? Убить ведьму любой ценой, пересилив все и вся? Даже смерть, если получится, лишь бы пролить проклятую кровь. Опустим то, что эта кровь тебя и спасает.
- Да что ты понимаешь? – одолев до конца порцию зелья, мужчина откинулся в постель. – Думаешь, мы целью своей жизни видим только уничтожение магов? Как бы не так! Мы не просто убийцы, которыми ты нас представляешь…
- Конечно! Вы спасители рода людского, - понимающе закивала Альма, убирая медикаменты в сумку. – Ваш святой долг – защитить человечество от силы, что угрожает им возгордиться и разрушить простой и ясный мировой порядок.
- Да что за… - Грегорос осекся. – Ну вот видишь? Все ты понимаешь. Так что не вини меня. Будь ты хоть каплю благоразумна и обладай сочувствием, сама бы придушила себя…
- А чем я, по-твоему, виновата, что ведьмой родилась? – осадила Нихилуса целительница. – Почему эта условность должна определять меня, как врага всего сущего? Только по вашему мнению решается, кто достоин жизни? А не вы ли в таком случае возгордились и решили, что вам виднее, как жить человечеству лучше?
- Я… наша вера… - начал было оправдываться мужчина.
- Ваша вера людей защищает. Это я понимаю, - кивнула Альма. Она строго осмотрела больного. – Но кто защитит людей от самих себя? Почему лишь мы – отличающиеся – достойны вашего суда? Когда многие из вас и обычных людей сами по себе могут творить вещи куда более опасные? Не задумывались ли вы хоть на секунду, что опасность таит не магия. Это в душах у всех живых скрыто то, что миру угрожает.
Что ответить на это, пациент не нашелся. Его взгляд застыл на потолке. Рыжеватые брови замерли в привычной гримасе. В глазах появилась растерянность. Но виду гордый Нихилус не подал.
- Подумай об этом до ночи, - посоветовала ведьма. - Сегодня будет самое сложное. Выпьешь яд души. Если переживешь, то Червь отступит. Если нет… что ж? Будем считать – я победила.
Во многих битвах Грегоросу приходилось участвовать. Но таких сложных у него еще не было. Едва мужчина проглотил настойку ведьмы, как все тело его схватили жуткие судороги. Мази и кремы, что она целый час наносила на его кожу, не помогли. Все мышцы будто начало выворачивать наизнанку. Кости словно перетирались в порошок. Тысячи игл пронзали плоть, а кровь закипала в груди и голове.
Но самое страшное происходило в душе. Он уже не ощущал своего тела. Лишь чудовищные муки и призраки прошлого осаждали измученный разум. Все его прошлое восстало против. Каждая битва заставила прожить жизнь каждого бойца, что встретил в ее ходе свой конец. И раз за разом смерть неотвратимо настигала воина.
Лишь одно спасало его. В самых темных кошмарах вел его луч хилого света. В самых холодных закоулках души чье-то тепло тянуло его за руку. В жутких битвах среди стенаний и хаоса чей-то голос указывал дорогу.
Бой с болезнью занял почти три дня. Ни на час хозяйка поместья не отходила от больного. Каждую минуту она сжимала его руку. Ведь понимала: стоит ей оставить его, как душа его потеряет связь с реальностью. Вместе с ней они болели. Вместе с ней стенали. Мерзли и грелись под одним покрывалом. День за днем, ночь за ночью.