По его интонации невозможно было угадать, поверил ли ректор в мою игру, или же разгадал её и присоединился к ней в роли моего оппонента.
– Скажите, веда Моран, – продолжил атаковать меня вед Гергани, – Пытался ли профессор по какой-либо причине изучать вашу магию?
“Спокойно, Айрис. Притворись, что ни о чём не подозревала. Что тебя просто использовали. И тогда, может быть, выйдешь отсюда самостоятельно и на своих двоих”.
– Да, профессор Кирай интересовался моим даром, – подтвердила я, – Насколько я знаю, раньше он уже работал с медиумами и когда узнал о том, что его новая лаборантка тоже обладает такой силой, захотел вернуться к своим прошлым опытам. Я думала, это разрешено, неужели нет?
– Конечно, лаборанты часто используют магию в своей работе с наставниками, – спокойно согласился со мной иллюзионист, – Но мало кто из наставников исследует силу своих учеников.
Повисло неловкое молчание. Вед Гергани словно что-то обдумывал, продолжая глядеть прямо на меня, а я, не в силах вынести этот зрительный контакт, опустила взгляд на свои колени и перебирала пальцами кромку юбки, то собирая ткань, то наоборот, отпуская её.
Вдруг за дверью послышались оживлённые шаги: видимо, закончилось чьё-то занятие, и некая группа студентов проходила мимо кабинета ректора в следующую аудиторию. Я вздрогнула от неожиданности, разорвавшей возникшее внутри меня напряжение, и в то же время обрадовалась своему шансу сбежать из этого места под вполне благовидным предлогом.
– Вед Гергани, я могу вернуться к занятиям? Кажется, у меня скоро начнётся история мира и магии, так что мне пора идти, – я всё-таки подняла голову и посмотрела на ректора, отчего задумчивость в его взгляде немедленно рассеялась и сменилась вежливым вниманием.
– Конечно, веда Моран. Пока можете быть свободны.
За спиной будто бы выросли крылья.
Свободна! Я смогла! Выиграла эту партию!
Теперь нужно поторопиться, найти Ину как можно скорее…
Я уже поднялась с кресла и сделала пару шагов к выходу, как вдруг услышала сзади тихое:
– Нет-нет, всё-таки я обязан удостовериться.
А после уже громкое, обращённое ко мне:
– Берегите локти и колени!
И не успела я потеряться в догадках, что это могло значить, как весь мир вдруг сжался в точку и обратился кромешной тьмой.
Вокруг меня больше не было кабинета ректора, лишь чернота, куда бы я ни смотрела и как ни старалась разглядеть хоть что-нибудь. Я словно оказалась в пустоте, в первобытном небытие космоса, где не было ничего и никого, кроме меня одной.
Я закричала от ужаса, но не услышала собственных криков. Все звуки, запахи, все ощущения исчезли, словно не существовала сама их концепция, словно их никогда и не было, и то, что я о них помнила, было лишь отголоском кошмарных сновидений.
В отчаянии я начала метаться вокруг, и мои ноги и руки вдруг пронзила боль. Я поняла, что куда-то упала, не сумев удержать равновесие в этом непостижимом для меня пространстве, где не было ни единого привычного мне чувства, и в отчаянии попыталась нащупать хоть что-нибудь вокруг себя. Тщетно.
Я звала Лоранда. Кричала как могла, до боли в горле, с истерическим надрывом. Но он никак не сумел бы меня услышать, и я могла лишь плакать и метаться в пустоте, то и дело воспаляя новые очаги боли в собственном теле.
В конечном счёте мне ничего больше не оставалось, кроме как попытаться пробудить свою силу. Пускай в этом мире, куда меня отправил ректор, у меня не было голоса, основы моей магии, и не было ни единого звука кругом, но разве могла я отринуть то единственное, что всегда было внутри меня?
– Вир! Вир! – плакала я, раз за разом вливая в свои беззвучные крики как можно больше магии, словно она могла вернуть моему голосу силу.
И когда я, кажется, уже почти отчаялась, приготовившись застрять в этой мёртвой пустоте, как вдруг все чувства разом вернулись ко мне!
Я ощутила себя лежащей на полу кабинета. Увидела потолок и лицо ректора Гергани, стоящего прямо надо мной. Услышала радостный визг своего питомца, которого мне всё-таки удалось призвать, несмотря на казавшуюся неудачу.
– Извините за эту иллюзию, веда Моран. Я должен был убедиться, что вы действительно самородок, как можно было заключить из записей профессора Кирая.