Доктор Бенджамин Саутуорт тихонько плакал.
Глава девятая
Вскоре после того, как Анжелика Бержерон отпраздновала свой восьмой день рождения, доктор Саутуорт начал всерьез беспокоиться о своем друге Армане. Он уже давно предупреждал Армана о последствиях пьянства, но тот только смеялся.
- Бенджамин, - говорил он. - Чья бы корова мычала, а твоя... Ты же сам обожаешь заложить за ворот.
- С двумя большими отличиями, - серьезно отвечал доктор. - Я никогда не пью днем, а вечером начинаю пить только на сытый желудок.
- Ты просто переводишь добро, мой друг, - говорил Арман. - Любому известно, что ничего не может сравниться с глоточком славного виски натощак.
- Верно, - согласился доктор. - Но и с ударом по твоей печени тоже ничего не сравнится.
- Ты несешь вздор, словно выжившая из ума старуха, - холодно ответил Арман. - Как будто на твоем месте сейчас Моника.
Несколько раз случалось даже так, что доктор отказывался составить компанию Арману в выпивке. Но даже это не помогало. В таких случаях Арман либо приходил к другу и пил в одиночку, либо уже напивался вусмерть в Хаббарде, тогда доктору приходилось ехать за ним и отвозить домой.
Доктор начал замечать, что на щеках Армана появляются тоненькие синие вены, изломанные, как паучьи лапки. Порой Арман прижимал руку к правому боку, а потом с болезненной гримасой отдергивал - доктору становилось страшно.
- Послушай, Арман, - сказал он как-то вечером, - что, если мне тебя обследовать хорошенько? Выглядишь ты ужасно.
Арман ударил стаканом по столу.
- Предоставь мне самому заботиться о своем здоровье, - выкрикнул он. - Когда мне понадобится врач, я пошлю за тобой. А сейчас я просто пришел к тебе в гости, запомни!
Арман стал прибавлять в весе. Причем вовсе не так, как толстеют от систематического переедания. Он заметно размяк, обpюзг и с каждым днем ему становилось труднее и труднее заставлять себя отправляться в пекарню, даже на один час.
- Теперь ты походишь на свинью еще больше обычного, - заявила Моника. - Ты только посмотри на себя. Ты уже не можешь застегнуть брюки, да и воротнички тебя душат.
- Душат меня уже давно, Моника, - ответил Арман. - И воротнички тут ни при чем.
По утрам, когда Арман просыпался, сердце его так колотилось, что было трудно дышать и ему приходилось брать в кулак всю свою волю, чтобы спуститься и налить себе виски. В конце концов он стал с вечера прятать бутылку под кровать, чтобы утром оставалось только протянуть руку.
- Это мне вместо будильника, - говорил Арман сам себе. - Чтобы легче было продирать глаза по утрам.
Когда Моника впервые нашла бутылку, она так рассвирепела, что Арман всерьез подумал, не хватит ли ее удар.
- Неужели тебе мало, что ты поглощаешь свое пойло по всему дому? завопила она. - Теперь ты уже носишь эту мерзость в нашу спальню!
- А что такого особенного в нашей спальне? - спросил Арман. - Или ты превратила ее в священный алтарь вечной целомудренности?
Он приподнял бутылку над головой.
- Предлагаю тост, - провозгласил Арман. - За любовный акт. Подойди ко мне и помоги мне осуществить этот акт, моя святая, самая чистая в мире дева.
- Ты пьян! - крикнула Моника. - Еще ногу не высунул из постели, а уже пьян как свинья.
- О Боже, - тихо произнес Арман. - Боже, помоги мне.
Моника подбежала к нему, выхватила из рук бутылку и, подскочив к окну, принялась выливать виски.
- Свинья! - вопила она, не переставая. - Свинья! Свинья! Свинья!
Арман даже не ожидал, что может еще двигаться с такой быстротой. В три прыжка очутившись у окна, он вырвал у Моники наполовину опустошенную бутылку, а другой рукой так толкнул жену, что она отлетела назад и навзничь опрокинулась на пол.
- Если ты еще раз так сделаешь, бессердечная дрянь, я убью тебя!
Моника лежала на полу, уставившись на него ненавидящим взором.
- Вот значит как, сказала она, обретя дар речи. - Мало того, что ты меня обесчестил, опозорил, так теперь ты бьешь меня.
- Тебя давно следовало бить, - сказал Арман. - Тогда, возможно, сейчас бы это не понадобилось.
Моника забарабанила кулаками по полу.
- Какой же ты мерзавец! - закричала она. - Грязный, вонючий мерзавец!
Арман приложился к бутылке, потом сказал:
- Вставай, Моника. На полу могла затеряться пылинка; ты испачкаешься.
- Убирайся вон! - завопила она. - Вон из моей комнаты! Вон из моего дома! Арман переступил через нее и направился к двери.
- С радостью, моя дорогая.
- Убирайся! - вопила она. - Убирайся к своей шлюхе и напивайся в ее спальне!
Арман медленно обернулся.
- Что ты сказала?
- Сам знаешь! - запальчиво выкрикнула Моника. - Весь город знает о твоей шлюхе, которую ты содержишь в Хаббарде. Об этой пробляди, которая продается тебе за квартирную ренту и несколько рюмок виски.
- Значит, тебе это известно, - сказал Арман и улыбнулся.
- С самой первой минуты. Ты даже любовницу толком завести не можешь. Весь город про тебя говорит.
Арман вздрогнул.
- Моя девочка? - спросил он. - Она тоже знает?
Моника поднялась с пола и принялась отряхивать юбку.
- Нет еще, - сказала она и злорадно улыбнулась. - Но скоро узнает. Можешь на сей счет не волноваться.
Арман, сжав кулаки, шагнул к ней, и Моника отшатнулась, увидев его перекошенное лицо.
- Если ты когда-нибудь расскажешь об этом Анжелике, я тебя убью, пообещал Арман. - Поверь мне, Моника. Я задушу тебя голыми руками!
Моника протиснулась мимо него к двери.
- Не смеши меня, сказала она. - Ты уже дважды за утро пообещал убить меня, но в тебе не осталось силы даже чтобы убить муху. Тебя хватает теперь лишь на то, чтобы поднести ко рту бутылку.
Арман поставил бутылку на маленький столик.
- Зря ты так в этом уверена, Моника, - сказал он.
Они стояли и пожирали друг друга взглядом, когда снаружи из-за двери послышался топот маленьких ножек.
- Папа! - донесся голосок Анжелики. - Папа, ты там? Мне пора в школу.
Моника не шевельнулась, не сводя с него взгляда. Арман шагнул к двери.
- Вот видишь, - злобно прошипела Моника. - Ты не просто свинья и пьянь. Ты еще и трус.
Арман расправил плечи, но не посмотрел на Монику.
- Я здесь, моя милая! - позвал он. - Заходи.