- Ничего не понимаю. Война все-таки началась?
Надька вскочила, неосмысленно посмотрела на меня, и начала привычно обхлапывать руками пространство вокруг себя.
- Да не ищи ты линзы, ты тут нормально видишь.
- Точно… Какая война? А, ты про войну? Не началась, но у них тут теперь пожизненное военное положение. Строем ходят, учения устраивают, ну подобной ерундой развлекаются.
- Извращенцы.
Надька наконец нахлопала в грудном кармане удостоверение. На сверкающей голограмме, под, несомненно, ее физиономией огромными буквами было выведено «ALEX»
- Алекс? – брови у Надьки удивленно поползли вверх.
- Как ты говорила, нас тут зовут? – я вытащила свое, оказавшееся в том же кармане.
- А у тебя что написано?
- Макс Кро… кролле…
- Королейникова?
- Мы что, и тут родственники?
- А мы вообще там? Там было тепло и птички пели.
- В мае.
Мы упаковали спальники, завернув их в пленку, и пошли вниз по собственным следам, так как больше идти было особо некуда. После ворот след, уверенно игнорируя тротуары, по диоганали учесал куда-то за металлоконструкции, чтобы так же уверенно оборваться в чистом поле.
- Чертовщина какая-то! Мы сюда, что, по воздуху прилетели?
- Точно! Вертолет! Смотри, с деревьев снег сдуло!
- И следы вот тут глубже, как будто прыгали. Вот твой тридцать шестой, а вот мой…
- Куда теперь?
- Не знаю, ты у нас умная. Надо как-то, наверное, понять, что происходит и зачем мы здесь. В поселок идти смысла не вижу, невооруженным взглядом видно, что он пуст. Вариант сидеть на месте и ждать, пока прилетит вдруг волшебник в голубом вертолете, не рассматривается. На базе мы и так уже находимся. На пирамиде только что были…
В поселок мы все-таки пошли, потому что больше идти было особо некуда. Сначала мы обстучали, конечно, все двери на базе, решив, что если на нас форма, то нам теперь можно. За несколько часов блужданий, мы встретили в кишлаке единственный собачий след, настолько, впрочем, старый, что даже не разобрать, в какую сторону он шел. Через некоторое время мы настолько обнаглели, что начали выбивать двери (где это получалось) и заходить в дома. Изнутри все было так, словно там никто не жил уже не первый год. Никаких тряпок, кроме самых драных, никакой посуды или вещей.
- Вообще голяк. Мы так помрем тут. Переход до города без продуктов мы не осилим по таким снегам.
- На все воля божья – ответила Надька, устало привалившись головой к дверному косяку (мы как раз осматривали очередное жилище).
- Да ты, никак, в религию подалась?
- Знаешь, я захотела католическое венчание. Арки из цветов…
- То есть ты покрестилась ради арки из цветов?
Не, ну Влад, понятное дело, католик, над чем я язвительно прикалывалась всю жизнь. Но Надьку крестить! Которая, кстати, и не Надька вовсе, а Насиба, из семьи, исповедовавшей ислам, причем на полном серьезе, барана там на навруз резали, уразу держали…
- Да она одна половину наших свадебных фоток вытянула, между прочим!
- Мне вас, высокоморальных не понять. Я, как убежденный атеист в жизни не совершала такого смачного плевка в сторону религии как ты со своей аркой из цветов.
- Я не буду с тобой спорить.
- Жаль, поспорить все-таки хотелось.
- Ты стала очень злая.
- Ты бы лучше подумала, что делать, биохимия мозга. Твоя была инициатива, в конце концов.
- Огонь добывать умеешь? – она кивнула в сторону кучи дощечек, оставшихся, по всей видимости, от развалившейся мебели.
- Знаешь, как это ни парадоксально, умею. Надергай-ка мне ваты из того матраса.
Катать вату, надо сказать, занятие утомительное. Катать ее надо между двумя дощечками, до потери пульса, то есть пока не затлеет, не переставая.
У нас обоих уже руки отваливались, когда ватный катышек, наконец, задымил и мерзко запах. С какой-то там попытки нам удалось, наконец, поджечь щепочку толщиной со спичку, а от нее другую, немногим толще. Процесс этот нас так увлек, что когда у Надьки на ноге рация зашипела «Алекс, Алекс, ответьте» Надька, которая Алекс подпрыгнула так, что погасила тут же плоды нашего тяжелого труда.