Келли нехотя посмотрел на неподвижное тело, распростертое на полу, а затем перевел взгляд в сторону стойки. На том конце он видел лишь верхний край двери, ведущей в подвал. Чарли улизнул туда около десяти минут назад, якобы сменить пивной кег, но Келли подозревал, что бедняге просто все до смерти наскучило и ему захотелось сменить обстановку. И едва ли его можно было осудить за это. Посетители в тот вечер не так чтобы валили косяком.
Келли просидел несколько часов на высоком деревянном, жутко неудобном стуле. И теперь у него ныла спина. Он попытался размять мышцы шеи через толстый рыбацкий свитер темно-синего цвета, а затем вытянул руки над головой. По правде говоря, Келли вообще не понимал, что он делает в этом пабе. Все утро он просидел у монитора, играя в компьютерные игры и периодически проверяя свою электронную почту, на которую приходили лишь интернет-рассылки скучнейшей порнухи. Так пролетели три часа. А когда Келли надоело заниматься самообманом, убеждая себя, что еще пять минут, и он примется за работу, он приготовил себе омлет на поджаренном хлебе, поел и вновь принялся за то же самое. Так пролетело еще несколько часов. Когда наконец наступило время вечернего чая, Келли решил, что с него хватит. И, будучи в состоянии крайнего недовольства собой, он сел в машину и ударил по газам. Ему ничего не стоило поехать в пивную. Это было гораздо ближе и уж точно веселее. Но Келли предпочел «Дикую собаку», решив, что там он вряд ли встретит компанию, которая ему помешает. Он убедил себя в том, что, в конце концов, смена обстановки на более благоприятную послужит толчком для написания сюжета следующей главы. Келли тяжело вздохнул. Опять самообман. Что в пабе, что у себя дома, он был одинаково не способен сосредоточиться на своем великом романе. К тому же обстановка в «Дикой собаке» была далеко не благоприятной, и он прекрасно это знал. Чего еще можно было ожидать в такой день и в такую погоду? Келли пришло в голову, что в его поведении появились элементы мазохизма.
Келли глубоко затянулся. Он всегда сам скручивал себе сигаретки. Эта была докурена почти до конца и чуть не обожгла ему губы. Он потушил окурок в переполненной пепельнице, содержимое которой целиком и полностью было делом Келли и его поруганных легких. Курение – единственная вредная привычка, от которой он не смог отказаться, хотя от других отказался, поскольку у него не было выбора. Он много курил и больше не беспокоился об этом. Единственное, что он собирался бросить в отношении курения, – это даже притворяться, будто хочет бросить.
Машинально он полез в карман за табаком и сигаретной бумагой. В этот момент с пола послышались полузадушенные звуки. Пожилая пара так близко наклонилась к своим тарелкам с лазаньей, что, казалось, еще чуть-чуть, и они исчезнут в них. Келли посмотрел на парня без всякого энтузиазма.
«Вот дерьмо», – подумал он.
– Чарли! – крикнул он взволнованно в тот конец бара. – Чарли!
Парень перевернулся на бок и сделал безуспешную попытку приподняться на одной руке.
– Чарли! – опять прокричал Келли.
Ответа не было. Келли перегнулся через стойку бара, пытаясь хоть что-нибудь разглядеть сквозь открытую дверь. Внизу был виден свет, но, даже если Чарли все еще и находился в погребе, он никак не отреагировал. Паб был построен на склоне холма, и Келли знал, что с другой стороны погреба имелась служебная дверь, которая вела во двор, а за ним в пивную на открытом воздухе. Была бы ночь не такой промозглой, Келли мог бы предположить, что Чарли просто дал деру. И нисколько бы не винил его за это. Чарли был из большого города и раньше занимался продажей автомобильных страховок. Однажды он охотно поведал, что всю сознательную жизнь его не покидала романтическая мечта стать деревенским трактирщиком. Однако Келли решил, что если для несостоявшегося писателя «Дикая собака» была идеальным местом самоистязания, то для Чарли она стала местом крушения иллюзий. Туристский ад летом и морг зимой – вот что думал Келли об этом заведении.
Спрашивая себя, какого черта он здесь делает, Келли еще сильнее согнулся над стойкой, но его внимание вновь было привлечено булькающими звуками, доносящимися с пола. Он повернулся на своем стуле, чтобы еще раз взглянуть на распластавшегося парня. Глаза у того были выпучены, а челюсть отвисла. Дурной знак. Келли с ужасом почувствовал: он знает, что сейчас произойдет. И он не ошибся. У молодого человека начались позывы к рвоте, все его тело содрогалось в характерных судорогах.
– Твою мать! – сказал Келли.
Несмотря на то, что Келли был довольно крупным, он всегда мог быстро двигаться и, что удивительно, до сих пор не утратил этой способности. Одно ловкое движение, и вот он уже склоняется над горе-пьяницей. Одной рукой хватает парня сзади за воротник, другой берет его под руку.
– Давай, солнце мое, поднимайся! – заорал Келли.
Пожилые люди, занятые ужином, словно вросли в свои стулья и зарылись с головой в лазанью. Тем временем молодой человек, возможно благодаря властному голосу, пришел в полусознание и с помощью Келли почти встал на ноги, все еще продолжая содрогаться. Пригнувшись, чтобы не удариться головой о старые, искривленные балки под низким потолком в пабе, Келли затащил парня в мужской туалет, пинком открыв дверь. Как только они оказались внутри, он засунул его голову в ближайшую раковину, зная, что до унитаза тот может просто-напросто не дотерпеть.
И он был прав. Парня громко вытошнило. Тяжело дыша, Келли прислонился к двери. Может, он и не утратил способности быстро двигаться, но годы издевательств над организмом все же давали о себе знать. Теперь даже минимальная физическая нагрузка вызывала одышку. А тащить в туалет не такого уж легкого пьяного юнца – нагрузка далеко не минимальная.
Келли самого начало слегка подташнивать. Но он удержался. Он не хотел, чтобы парень захлебнулся в своей блевотине; с того станется. Во всем этом был явный элемент самоистязания. Так называемые писатели, проводящие большую часть времени, играя в компьютерные игры, ничего лучшего и не заслужили. Казалось только справедливым, чтобы Келли претерпевал в этот вечер страдания.
Голова парня оставалась в раковине еще несколько секунд, пока он не закончил свое дело. Несчастного кидало из стороны в сторону, и, чтобы не упасть, он оперся о стену. Теперь он смотрел прямо на Келли. Лицо раскраснелось и покрылось пятнами. Он был среднего роста и телосложения. Келли разглядел, что парень, хоть и в стельку пьяный, все же чрезвычайно крепок. Ни унции лишней плоти, рыжевато-каштановые волосы очень коротко стрижены, выбриты сзади и по бокам и лишь слегка длиннее на макушке. Он вполне мог быть молодым солдатом или бравым моряком из Плимута, раздумывал Келли, поворачиваясь к раковине, чтобы ополоснуть лицо холодной водой.
– Как тебя зовут, приятель? – спросил он как бы между делом, выпрямляясь и проводя рукой по своим редеющим, некогда черным волосам.
Парень попытался сфокусировать взгляд на Келли. Глаза его все еще были стеклянными. Ответа не последовало.
– Твое имя? – повторил Келли, на этот раз гораздо громче, четко произнося каждое слово.
– Тебе-то что? – еле внятно пробормотал парень в ответ.
– Я собирался угостить тебя выпивкой, – ответил Келли. – А я угощаю выпивкой только тех, кого знаю по имени.
Келли знал язык пьяниц. Он прекрасно понимал их логику. Он был вполне уверен в ответе, который должен последовать, – и не разочаровался.
– Ну, хорошо. Алан. Меня зовут Алан.
Парень говорил с сильнейшим шотландским акцентом, из-за чего его бормотание было еще сложнее разобрать. Но Келли и с этим справился.
– О'кей, Алан. Пришло время искупаться.
Келли в два шага пересек маленькую комнату и схватил пацана за воротник. Тот почти не сопротивлялся, когда его потащили к уже наполненной водой раковине и опустили туда его голову. Алан что-то бормотал, но не стал возмущаться, когда Келли убрал руки и позволил ему выпрямиться. Точнее, выпрямиться настолько, насколько это было возможно в его состоянии. Он все еще был очень пьян, и глаза оставались стеклянными. Молодой человек неуверенно оперся о раковину, с него капало. Келли кинул ему пару бумажных полотенец и, полагая, что на этом его миссия закончена и дальше парень справится сам, направился к двери.