Поль, со своей стороны, много рассказывал Кену про свой народ. С гордостью говорил он о его прошлом. О его былом величии. Рассказывал он также о поверьях. О мудрости и красоте индейских легенд. Шутливо, но в то же время с уважением говорил он о приметах, которые и поныне в ходу у многих его соплеменников. Нельзя, к примеру, возвращаться домой за забытой вещью: тогда не будет пути. Нельзя разрешать женщинам прикасаться к охотничьему снаряжению и рыболовным снастям — не то вернешься с пустыми руками. Нехорошо, если увидишь кротовую норку: кто-нибудь из твоих близких друзей или родичей может умереть. И если во сне у тебя вдруг дернется нога — это тоже дурной знак: значит, скоро тебе придется бежать во всю прыть, спасая свою жизнь.
И еще Поль с тревогой и обидой говорил о судьбе своего народа, о том, что ждет его в будущем. Сколько раз они толковали об этом, повторяя то же, что говорили до них другие, и, подобно тем, другим людям, приходили к безрадостным заключениям.
У них потому находилось так много увлекательных тем для разговоров, что оба мальчика были такие разные. И еще, может, потому, что, несмотря на всю разницу в образе жизни, они были ровесниками и одинаково радовались солнцу, луне, и ветру, и летнему теплу, дождю, деревьям и травам — всему, из чего складывалось это лето, этот мир, который был их миром.
День рождения Поля был в начале августа. Он упомянул об этом вовсе не потому, что собирался праздновать свой день рождения, — просто Кен должен был знать, что Полю тоже скоро сровняется пятнадцать. Кен сразу же решил купить Полю подарок. Наверно, подумал он, это будет первый подарок в жизни индейского мальчика. Он дал отцу деньги, которые скопил за зиму, и попросил его купить в городе ручные часы.
В день рождения Поля Кен сел в лодку и поплыл в поселок оджибуэев. Впервые за долгое время он снова ощутил робость и не знал, как лучше вручить подарок. Под конец он просто сунул синий сверток своему другу. Поль развернул сверток и, сложив бумагу, спрятал ее в карман. Открыв коробочку, он вынул часы и надел на правую руку. Потом он завел их и поставил стрелки так, что они показывали более или менее верное время. Поль ничего не сказал. Ни тогда, ни в последующие дни он ни одним словом не упомянул о подарке. Но Кену больше никогда не случалось видеть Поля без этих часов.
Постепенно Кен выучил некоторые оджибуэйские слова. Грамматический строй языка был ему по-прежнему неясен, но со временем он освоил названия кое-каких предметов и животных. Он знал, что «ме-ки-наук» — это черепаха, «а-не-муш» — собака, «ма-ку» — медведь, а «уош-ке-же» — лань. Когда он был с Полем, Кен всегда называл свою лодку «ги-мон», а стоило хлынуть дождю, как он показывал на небо и говорил: «Гим-и-ваун».
В первых числах августа в Кинниваби приехали с вечер ним поездом двое полицейских. Они приехали сюда по просьбе дачников, решивших на своем собрании обратиться за помощью к полиции, и остались на другой день. Мистер Симпсон рассказал Кену, что они опросили многих людей — в том числе тех, у кого ограбили дачи.
Как всегда в таких случаях, поползли слухи. Говорили, будто уже были или вот-вот будут аресты, но в конечном счете все осталось по-прежнему, когда полицейские уехали. Уилбэр Кроу сказал, что властям, видно, нет никакого дела до такого захолустья, как Кинниваби, да и вообще-то полицейские приехали сюда только потому, что кое-кто из здешних дачников имеет связи в городе. Морли был с ним согласен.
— Хотите прекратить эти кражи, — сказал он, — надо самим браться за дело.
Впрочем, краж больше не было, и, хотя никто о них не забывал, все же люди перестали толковать только об этом.
Кену казалось, что лето летит слишком быстро. Ему трудно было примириться с мыслью, что у отца уже кончился отпуск. Он вдруг осознал — и сам был этим поражен, — что большая часть лета уже прошла, еще три недели, и вся семья вернется в город.
А взрослые мыслями уже были там. Тетушка Мэрион с каждым днем все усердней изучала в газетах объявления об августовских распродажах и осенних модах. Она вспомнила, что в конце августа она записана на прием к зубному врачу. Мать Кена хотела сделать к осени большую уборку в городской квартире. Она предложила всей семье на несколько дней перебраться в город. Но Кен не хотел уезжать. Он попросил, чтобы ему разрешили одному остаться на даче. Ведь уход за лодками и дачным хозяйством и так поручен ему, а обед он всегда приготовит себе сам, тем более что в холодильнике много разной еды.