Тут же ко мне протянулась рука в шёлковой перчатке, и в мои ладони, звякнув, упали монетки. Я удивлённо воззрился на них.
— Тогда будешь жить ты один, остальные пойдут в расход. Ясно?
Без тени сомнения моя голова сразу же закивала. Деметриус ни секунды не переживал о своих сообщниках.
— Я в тебе не сомневался, — сказал послушник без улыбки, — Занимайтесь тем, чем занимались, но… — тут он кашлянул в кулак, — … кха… убивайте ещё больше! Нападайте на деревушки приграничные, жгите, крестьян в полях убивайте, охотников, гонцов…
— Великий господин, я не понимаю…
— Полукровка, тебе не надо понимать. Если будут троецарцы, одеваетесь лучевийцами, и убиваете. Если лучевийцы, то вы — троецарцы, доспехи и оружие дадим. И всех под нож, да так, чтобы мучились подольше!
Мои глаза прищурились. Даже в пустячковом мозге Деметриуса произошла серьёзная мыслительная работа, и он догадался, что-то тут нечисто.
— Абсолютно всех?
— Хороший вопрос, — послушник ухмыльнулся, — Один, максимум двое в резне пусть выживут… Попытайте хорошенько, но чтоб убежать смогли, и чтоб языки целые были. Они должны рассказать людям.
Своими собственными глазами… точнее, глазами Деметриуса я наблюдал, как зарождается тот самый заговор, о котором мне говорили Агата и Виол. Кому-то очень нужна война между Лучевией и Троецарией, и как нельзя лучше для этого подойдут стычки на границе.
— Вижу, ты смекаешь лишнее, — послушник покачал головой, — Не думай об этом, и я тебя не забуду.
В мои руки ссыпались ещё монеты.
— Господин… — я снова захныкал, — Что мне это золото, если рано или поздно придёт дружина? Будь то троецарская или… эээ…
Мои губы хотели прознести «лучевийская», но Деметриус понял, что не стоит говорить лишнее. Не стоит намекать послушнику, что сопровождающие его воины, кажется, не совсем верны королю Лучевии.
— Твой ум и вправду поражает меня, — лишний раз польстил мне послушник, на самом деле усыпляя лишнюю сообразительность, — Далеко пойдёшь, а мне такие люди нужны. Знаешь, как тяжко найти стоящие мозги?
Я растянулся в мучительной улыбке, а потом послушник положил мне в ладонь золотой артефакт. Изящный круглый медальон с нарисованными звёздами, солнцем и луной.
— Этот артефакт мгновенно перенесёт тебя ко мне, если переломить да подпитать огнём. Но только тебя!
И вот здесь хозяин моих глаз растянулся в улыбке, окончательно поверив, что господин и вправду спасёт ему жизнь. Сам же я с трудом удержал себя в видении, едва не расхохотавшись — если бы Деметриус представлял себе ценность этого артефакта, то догадался бы, что обычной пешке такое не отдадут.
— А что мне сказать остальным? — всё же спросил я, с волнением вешая медальон на шею.
— Это твои проблемы. Обмани, придумай что-нибудь, но мне нужны убийства. Золото дам, купи их. А с догадливыми спорить не надо, от них избавляться надо… Да ты и сам знаешь, полукровка.
И он отсыпал мне больше золота. Вложил ещё пару защитных амулетов, объяснив, от чего они.
А потом, крепко задумавшись, вытащил ещё бутылёк. Моего носа коснулся запах чеснока.
— Полукровка, — явно сомневаясь, сказал он, — Хоть это и маловероятно, и я сам не верю в эти сказки, но… хм-м… повелитель волнуется…
— Его величество светлейший Тянь Куо может не сомневаться, я выполню любое его поручение, — начал я петь дифирамбы.
— Да, да, его величество… — хмыкнул послушник, — Вот что, на тракте может появиться бросс… или лиственники… Они ни в коем случае не должны выжить!
Глава 6
Деметриус, из разума которого я так чётко наблюдал видение, заметно удивился.
— Господин, вы уверены⁈ — вырвалось у меня, — Бросс и… и лиственники⁈
В мыслях моего подопытного я увидел причину такого изумления. Оба варианта звучали не то, чтобы фантастично, а скорее абсурдно.
Броссы были известны своим глухим затворничеством, и спуститься с Бросских Гор, да ещё и добраться до Южной Троецарии, чтобы попытаться пройти в Лучевию… Это должен быть какой-то сумасшедший бросс.
У них ведь даже купцов нет, сидят в своём Калёном Щите, да ждут, когда к ним приедет кто-нибудь за товаром… Да ещё и продают не всё, не каждому, и не всех пускают в деревню.
Ну, а лиственники… Как вообще можно бояться лиственников⁈ Что они могут, прожужжать все уши своими проповедями?
И всё же зря Деметриус позволил себе лишнее красноречие. Потому что улыбка с лица послушника исчезла, и он, сняв с пояса маленькое кадило, грациозно махнул им, оставив в воздухе мазок из белой мерцающей пыли, чем-то напоминающий лезвие кинжала без рукояти.