Да, это оказались те самые два назойливых лиственника, которых мы когда-то встретили на дороге под Солебрегом. Их лысины блестели в свете закатного солнца, а улыбки лоснились от счастья.
Помнится, мне они тогда очень не понравились… Не нравились и сейчас.
Кажется, лиственники тоже нас запомнили, но восприняли встречу по-своему.
— Двойная удача, брат Ферон! — сказал один, — Это те самые путники. Воистину, всемилостивое Древо даровало им шанс встать на путь истинный! Братья, возрадуйтесь, что сможете послушать об истине…
— Брат Херон, они могут не только послушать, но и прикоснуться к истине, — второй похлопал по борту повозки, — За символическую плату, которую мы не возьмём в руки.
— А помнишь того мальчика, брат Херон? Мне кажется, у Древа на него особые планы, раз судьба так распорядилась.
Ну, про Луку это они зря вспомнили. Превратить мальчишку в таких же бестолковых болтунов, разъезжающих по деревням, словно цирковые клоуны, я не дам.
Ощерившись в ответ улыбкой, я раскрыл руки, словно приглашая их в объятия:
— И вам священной листвы над головой, братья! Воистину, Древо видит пути наши! — и подошёл, обнимая обоих за плечи и подталкивая к воротам, — Как прошёл ваш Совет Священных Ветвей⁈
Лиственники переглянулись, не веря своему счастью, и охотно хотели что-то рассказать, но я не дал. Лишь ближе подвёл их к барду.
— Потом, всё потом! Беда пришла в этот дом, — горестно молвил я, — Жестокий враг будет здесь с минуты на минуту, но Древу было угодно, что у нас есть эта крепость.
Оба лиственника сразу подняли головы, разглядывая бревенчатые стены и оценивая, насколько безопасно они будут себя чувствовать за ними. И не лучше ли им будет уже катить отсюда по дороге куда шелест ветвей ведёт…
Я склонил к себе их головы, не давая вырваться, и горячо зашептал:
— Воистину Древо спасает наши души! Видите этого несчастного? — моя голова махнула в сторону барда, — Злая судьба наградила его проклятием, которое под полной луной превратит его в чудовище. И какое же счастье, что вы здесь, братья!
Два тела под моими руками вдруг замерли, словно боясь вздохнуть.
— Его придётся запереть в подвале, чтобы люди не пострадали. Но ваши молитвы, безусловно, исцелят несчастного! Я сам видел подобное чудо, сотворённое вашим братом… Что для лиственника укус упыря⁈ Пф-ф, досадная мелочь. Одна искренняя молитва от чистого сердца, и скверна будет изгнана. А если запереть с ним два чистых сердца, то это вообще сущий пустяк!
Оба бедняги таращились то на меня, открыв рты, то на барда, который в свою очередь смотрел на них с жадной надеждой: «Наконец-то пришло моё спасение!»
— Видит Маюн, громада, это чудо, — бард судорожно вздохнул и потёр вспотевшую шею.
Ай да Виол, ай да царский сын! Какой актёр в нём погибает.
Наконец-то до лиственников дошло, что от них требуется, и тела под моими руками задрожали:
— Мы с братом Фероном…
— С братом Хероном…
— Нам надо…
— Потом, всё потом, время поджимает! — я стал заталкивать их в ворота, — А утром посмеёмся над проклятием, да послушаем, как прошёл Совет Ветвей. Мне не терпится услышать! Знаете, если вы и вправду совершите чудо, и наш бард не превратится в оборотня, то я навеки ваш…
Тут я чуть не нырнул вперёд, когда исчезла опора из-под моих рук. Оглянулся — оба лиственника, забыв про клячу и фургон, были на другом конце улицы, где умудрились даже перелезть через высокий плетень.
— Мы же забыли… — доносился их крик.
— Да, как же мы могли забыть!
— Важное поручение Совета!
Кутень бы позавидовал той быстроте, с которой исчезли эти двое.
— Это было жестоко, — усмехнулся Виол, — И не смешно.
— А по мне, так очень даже.
Чуть задрожала земля, и к воротам подъехал Бам-бам, на котором восседали серьёзный Лука и улыбающаяся Креона. Мальчишка держал молот наготове и всем своим видом показывал, что защищает спутницу, ну а чародейке просто нравилась такая забота.
— Всё сделано, как ты и велел, Малуш, — сказала Креона, спешившись, — Этой ночью заклинания будут работать даже втрое лучше, ведь волей Моркаты сегодня полная луна…
Она покосилась на бледного Виола, и тот только со вздохом отмахнулся:
— Чего уж там.
— Ой, господин Малуш, а это откуда? — спрыгнувший Лука подбежал к расписному фургону, оставленному нерадивыми лиственниками.
Странное дело, никаких угрызений совести, что я прогнал их, я не испытывал. А вот стоящий на улице фургон, а уж тем более запряжённую в него клячу, мне было жалко. Поэтому было решено завести и их под защиту крепости.