Послушав мои рассуждения, Креона тоже вызвала на ладони огонёк, только синий и очень холодный. Он заливал округу едва заметным голубым сиянием, и чародейка, чуть отстав от нас, тоже принялась усердно добиваться большей яркости от ледяного пламени.
— Похвально, — кивнул я, поглядывая на успехи чародейки.
— Хладочара, зачем тебе это? Ты же чародейка холода, тебе другие умения развивать надо.
— Гусляр, а на кой ляд тебе ноги? Ты же пальцами играешь.
— Да я и ногами могу, показать?
— Я пока видела только, как ты лютней играешь по головам упырей…
— А вот это было жестоко, прохлада души моей!
Я усмехнулся, слушая перепалку барда и чародейки, потом попытался подлить в своё пламя немного воздушной магии. Огонёк затрепыхался, и дорогу стало видно немного лучше. Это было жульничество, если сравнивать меня с Креоной, но я же не виноват, что владею ещё одной стихией?
Небольшой успех вызвал у меня такой приток гордости, что стало даже смешно — я ведь уже младший магистр, пятый ранг, а радуюсь такой мелочи.
Рядом ехал Лука, восседающий на Бам-баме. Подмигнув мне, он поднял молот и залил всю дорогу таким ярким светом, что пришлось прикрыться рукой. В лесу испуганно загалдели животные, сорвались с веток птицы, и даже Виол с руганью споткнулся.
— Ой, — юный паладин с виноватым видом пригасил свет.
Я похлопал его по плечу.
— Неплохо. Но суть тренировки не в том, кто ярче посветит, а в том, чтобы использовать силы вот столько, — я показал щепотку между пальцами, потом развёл руки, — а результата получить вот столько.
Лука задумался, глядя на свой молот. Для него магия света была естественна, и его внутренний источник, связанным с самим Древом, огромным. Он явно не задумывался над тем, что умения надо как-то контролировать, а силу экономить.
Над этим никто не задумывается, пока не встретит противника сильнее и ловчее.
Всё же, сосредоточившись, мальчик направил молот вперёд, пытаясь вызвать света ровно столько, чтобы хватило только разглядеть щебень под ногами. У него и это легко получилось, но Лука явно хотел чего-то большего, поэтому попробовал сузить свет в тонкий луч.
— Кто-то кричит, — Виол встрепенулся, прикладывая руку к уху.
И тут же в мой разум влез Кутень, который, как всегда, разведывал впереди дорогу. Он показал мне небольшую деревушку, всего в несколько домов, расположившуюся в низине у подножия холма, изрытого несколькими шахтами.
Цербер со склона наблюдал, как дымит какое-то строение, похожее на амбар — дым густо сочился через крышу и закрытые окна. Рядом посреди ночи бегали люди с вёдрами, поливая каменные стены амбара и горящую дверь.
Истошно лаяли собаки, кричали и ругались люди. Кажется, что-то случилось с ручьём — он пересох, воды в нём просто не было, и люди выскребали между галькой последнюю влагу.
Потом возбуждённый гомон деревенских прорезал детский крик ужаса, и шёл он из амбара. Люди пытались пробиться внутрь, но кто-то застопорил ворота и поджёг их. Огонь только больше разгорался, никак не поддаваясь жалким усилиям его потушить.
Очнувшись от видения, я переглянулся с Виолом.
— Девочка кричит… — только и произнёс бард.
— Смердящий свет! — выругался я и с разбегу залетел на склон, нависающий над дорогой, — Поспешите!
Путь к деревне петлял, огибая невысокий холм, поэтому я побежал самым прямым путём, мысленно приказав Кутеню проникнуть в дымящийся амбар и найти там ребёнка.
Пока я двигался к деревне, лавируя между деревьями, цербер уже влетел в горящее здание, и мне пришлось снова выругаться. Оказалось, в амбаре хранился уголь, и громадная куча как раз начала заниматься огнём.
Кутень быстро нашёл девочку лет двенадцати, ровесницу Луки, которая оказалась привязана к столбу на чердаке, как раз над основным складом угля. На последний крик у девчонки явно ушли все силы, и она потеряла сознание от густого бурого дыма, лезущего сквозь щели в досках и заполнившего весь чердак.
Цербер клацнул зубами, перегрызая верёвку и, аккуратно ухватив девочку за воротник, быстро потянул её в соседнее помещение. Кто-то замуровал все двери и окна в амбаре, и Кутень, положив ребёнка, бросился на ставни, закрывающие чердачное окно.
В последний миг я, словно почуяв беду, стегнул по разуму цербера: «Нельзя!»
Тот уже почти выбил ставни, прыгнув на них, но в последний момент обратился в бесплотную тень, проскочив препятствие насквозь. Мне в мысли прилетел его возмущённый рык: «Сам-сам-сам?»