Один разок меня уже рвали на лоскуты. И, как ни странно, каждый такой случай напрочь отбивает охоту испытывать такое ещё раз.
Драться и терять своё достоинство, в прямом и переносном смысле, к счастью, всё же не пришлось. Целительница явно оценила свои шансы, поэтому убрала серп и пальчиком отодвинула от своей шеи мой топор.
Я попытался в этот момент глянуть её прошлое и узнать самые сокровенные грехи, но странным образом видения проплыли как в тумане. Будто она имела возможность как-то влиять на это.
Говорить о том, что у меня не получается узнать её секреты, я не стал, и, опустив топор, спросил снова:
— Вы — госпожа Евфемия?
— Зачем метку на черепе стёр? — без особых церемоний спросила она.
— Привычка, — признался я.
— Странно, откуда бы у бросса такие привычки, — она обошла меня, с интересом оглядывая.
Вдруг, взяв за руку, отвела меня в сторону, к большому вылезшему корню. В лёгком недоумении я послушно последовал за ней.
Запрыгнув на корень, Евфемия схватила меня за голову и стала крутить во все стороны:
— Рот открой! Скажи «Аааа»… Так, уши. Давно чистил? Глаза… Да ты ж здоров, как бросс, — вывернув мою голову и осматривая шею, она вдруг ахнула, — А тут что? Как же ты так ходишь?
Даже не зная, зачем терпел это, я хотел было уже вырваться, как Евфемия, спрыгнув с корня, быстрым шагом последовала к своей избе:
— Быстро за мной, бросс.
— Да ну смердящий свет! — вырвалось у меня, — У меня есть вопрос…
Но дверь в избе, скрипнув, уже закрылась. А я так и остался стоять, удивлённо переглядываясь с Кутенем. Цербер тоже явно не понимал, что происходит, и как вообще реагировать на эту Евфемию.
Она вообще поняла хоть, кто к ней пришёл⁈ Она осознаёт, что, если я захочу, от её домика, да и от всей поляны, ничего не останется?
— Хлам-хлам-хлам, — серьёзно кивнул цербер.
Со вздохом поняв, что мою возросшую мощь тут никто больше не оценит, я всё же решил войти в избу. Пригнувшись, я толкнул скрипящую дверь и спустился по ступенькам.
Внутри было довольно уютно. Тёплая печь-камин, кресла, шкуры разных животных на стенах… Освещалось всё огнём в камине и небольшим окошком у потолка.
Евфемия копошилась в углу у стола, рядом с полками, забитыми всякими банками и мешочками. Что она там делала, я по одной спине понять не мог, но целительница махнула головой:
— Садись на лавку.
Скамью, стоящую рядом со столом, я не сразу заметил. Но прошёл внутрь и, усевшись, стал разглядывать убранство. Окошко сразу потемнело — это цербер прилип к стеклу, мысленно сообщив мне, что стены дома пронизаны чарами, не пускающими его внутрь.
— Я осторожна, — покосившись на Кутеня, сказала целительница, — Времена неспокойные.
Она так и продолжала чем-то позвякивать на столе. В ответ я лишь пожал плечами.
Стены в избе были увешаны вениками сушёных трав, листьями, грибами, связками луковиц и цветочными венками. Помимо растений, тут были и перья, и шкурки-лапки-крылья мелких животных, даже связки различных рогов и копыт. Глаза, клювы, когти, уши, хвосты…
Всё это выглядело жутковато, и вправду больше напоминало логово ведьмы, а уж никак не светлой целительницы, но странным образом в доме Евфимии царил уют.
Нужные мне ингредиенты я разглядел уже не только среди трав, но и в других связках, и лишь одобрительно кивнул. Здесь была не только «сон-трава», и чувствовалось, что мне попался очень грамотный алхимик, у которого даже мне есть чему поучиться.
Заметив мой взгляд, скользящий по шкурам животных, Евфимия прочитала его по-своему.
— Я не охочусь за ними. Кому-то приходит свой срок, кого-то ранит лес… И если я не могу помочь, то беру себе всё, что может помочь другому.
Я лишь усмехнулся. Осуждать целительницу мне даже в голову не пришло. Тем более, я и вправду увидел по некоторым изрисованным листочкам, приколотым к стене, что она практиковала Магию Смерти поверхностно, не погружаясь в те глубины, где начиналась проклятая некромантия.
Евфемия наконец повернулась — в одной руке у неё была тряпочка, в другой плошка. Когда она поставила плошку на скамью со мной рядом, там оказалась сияющая серебристая краска. А в разложенной тряпочке поблёскивал целый набор игл.
— Наклонись, — мне требовательно нажали на затылок и тщательно протёрли шею.
В нос ударил запах крепкой выпивки. Я уже догадался, что она делает, поэтому решил не сопротивляться, когда шею неприятно заколола острая игла.