— Р-ры!
Виол притормозил на самом краю, вцепившись когтями, и повернул недоумённо-разъярённую морду ко мне. Мол, это ты посмел издать звук, который называешь рычанием⁈
В следующий миг, когда на меня полетела зубасто-клыкастая бардо-тварь, я успел сформировать вокруг руки уплотнённый щит, усиливая тем самым свой кулак, а потом вплющить оборотня этим снарядом прямо в пол.
Видимо, я перестарался, потому что доски пола с хрустом проломились, и я просто вогнал Виола в нижний трюм. Точнее, он там исчез, а я повис над дырой, удерживаемый ругающейся Креоной:
— Да в нужник Моркаты ваши разборки!
Внизу было темно, и я ещё несколько мгновений ожидал, что на меня вылетит оборотень. Но снизу донёсся слабый голос Виола:
— Громада, больно, вообще-то…
Фу-у-ух! Я с облегчением выдохнул. Нет ничего труднее, чем сражаться с другом, который хочет тебя убить.
— Печень мне в слёзы! — выругался Виол из темноты, — Тут одни трупы… Все Храмовники убиты!
Цепляясь за края дыры, я осторожно спустился вниз. Мой бросский рост позволил легко достать до пола, даже спрыгивать не пришлось. Я принял Креону, спрыгнувшую к нам, и уставился на груду тел в золотистых доспехах.
Сначала мне показалось, что все они обескровлены, но когда я потрогал щёку ближайшего, и она рассыпалась под моими пальцами, словно труха, то понял, что из них буквально высосали все жизненные силы.
Среди Храмовников, кстати, были и трупы тёмных лучевийцев, и телами был заполнен весь трюм. Точнее, эта часть корабля, потому что перед нами была дверь.
— Мы здесь не одни, — прошептал я, готовясь к бою.
От противника в соседнем трюме исходила невероятно мощная тёмная аура, которая легко прошибала своим излучением дощатую стену. Что-то с аурой было не так, и мне эта неизвестность не нравилась.
— Там Лука, и он живой, — прошептал Виол, болезненно морщась и потирая затылок. Приложил я его всё-таки нехило.
— И ещё кто-то, — добавила Креона, — Кто-то очень сильный, я чувствую от его души лютый холод.
— Я тоже, — кивнул я, делая шаг к двери.
Глава 23
Плохо смазанная дверь скрипнула, пропустив нас в мрачное помещение. Согнувшись в низком проёме, я вступил в трюм, заполненный ящиками и бочками, переплетёнными снастями. Здесь пахло пылью, порохом и при этом сыростью.
Они были в другом конце трюма. Клетка с Лукой, сидящим в позе лотоса, была зажата парой ящиков, а перед ней стояла фигура в тёмном балахоне.
Наше появление, несмотря на то, что корпус трещал под ударами волн, не могло остаться незамеченным, но фигура даже не повернулась. Лишь стояла, не сводя глаз с мальчишки.
Трюм был освещён фонарём, подвешенным под балкой над клеткой. Он болтался от качки, и тень незнакомца металась вместе с тенями ящиков и перевязей по всему помещению.
Смердящий свет! Едва я увидел скачущие по трюму тени, как зажёг щит — я чувствовал, что незнакомец, кем бы он ни был, владел Тёмной Аурой, и она уже оплела почти весь корабль.
Одна из теней рядом с нами стала гуще, теряя форму ящика, и вдруг метнулась к нам. Воткнулась в мой огненный щит, где встретилась с бросским жаром, отчего просто сгорела.
Фигура возле клетки вздрогнула, словно только сейчас заметила наше присутствие, и повернулась… Это был мужчина, с короткими усиками и бородой, черноволосый, облачённый в золотой доспех. Правда, сейчас по золотым броням, словно живые, ползали щупальца Тьмы, но это лишь добавляло зловещей красоты паладину.
Белки глаз у рыцаря оказались чёрными, когда он стянул с головы капюшон и откинул плащ за спину. Он поставил перед собой огромный двуручник, и на его руке оказалось чёрное кольцо.
Ещё один Тёмный Жрец⁈ Или всего лишь очередной Храмовник, возомнивший, что у него есть сила? А не тот ли это Жрец, который из Межемира?
Именно от него исходили волны магии, буквально сквозящие могильным холодом. Лишь подойдя ближе, я наконец сообразил, что холод этот несколько отличается от магии Креоны, и что это именно он выпил всю жизненную силу у своих собратьев.
Это ещё один путь силы у Тёмных, вот только очень непопулярный. Потому что выбравшие его долго не живут.
Энергетический вампиризм от классического сильно не отличался. Иссушая живых и вытягивая из них жизнь, такой вампир не испытывал жажды в прямом смысле слова… Просто законы мироздания были таковы, что если каждый раз на поддержание своей жизни использовать чужую, что-то нужно отдавать за это, причём с надбавкой.