Настя рассмеялась. Деликатностью она никогда не отличалась. Вика улыбнулась.
- Ну ладно, хоть какое-то развлечение.
- Ага. Ладно, Викуля, извини, надо работать. Кобра уже дважды про статью спрашивала.
И без паузы, но уже другим тоном: - Ой, Лариса Григорьевна, уже чуть-чуть осталось. И отключилась.
Вика засмеялась. Настюха влипла, ну и перепадет ей!
Настя и еще одна коллега, молчаливая, вечно насупленная Карина притащились в больницу вечером с целым пакетом фруктов, печенья, конфет и соков. Настя снова пересказала свою историю облома, шокировав бабушек, пивших чай восьмой раз за день.
- И где это он мог устать так, козлина? Только языком и работает, тяжелее ручки ничего не держал! Да ты, наверно, знаешь его: адвокат Грушевский.
Виктория почувствовала, что что-то на миг сжалось в груди. Она не только знала Славу Грушевского, она была когда-то в него безумно влюблена. Но он ясно дал понять: она не в его вкусе. Женился на девушке из богатой семьи, со связями. Вика долго страдала, а потом познакомилась с Костей и выскочила за него замуж, не раздумывая. Вот, значит как.
На другой день Викторию выписали. Сразу же после больницы Вика отправилась в магазин духов. Продавщица еще не видела такой капризной покупательницы: перенюхала все, но ничего не понравилось... Ей непременно нужен был аромат, сочетающий в себе цветы, древесину и траву.
Отпуск еще не кончился. Вика вернулась в деревню. Приехала из санатория и Лара: загоревшая, посвежевшая, повеселевшая. Вика завела разговор с матерью о прошлом, О Новом годе, как его встречали раньше. Увы! Ничего... Никакого намека. Где же искать ответ?
Вика стала больше общаться с деревенскими. Увы! От них пахло потом, навозом, самогоном, луком, чесноком, копченой рыбой, дегтем, бензином и прочими не благородными, но реабилитирующими запахами. Маньяка среди обнюханных не было... Вика даже делала записи, чтобы никого не упустить. Обнюхивала и повторно. Ничего... Но может, маньяк не всегда так пахнет? Может, он использует этот аромат, только когда выходит на охоту?!
В лес она теперь в одиночку ходить не рисковала. Вика с Ларой и толпой деревенских женщин шли только в сопровождении хотя бы одного из чьих-то мужей, грибники держались кучкой. Грибов было, хоть косой коси.
Умерла старуха Ильинична, жившая одиноко. Просить провести расследование, сделать анализы? А если смерть естественная? И так в полиции считают, что на нее напал не маньяк, а кто-то из бывших поклонников или заезжий придурок. Она же им просто статистику портит...
Виктория, придя домой почистила грибы, часть отдала матери на супчик, а остальное взялась нанизывать на нитку для просушки. Зимой ох как пригодится!
Гирлянды грибов развесила во дворе под навесом.
Вернулась в дом и снова задумалась. Тот аромат... У духов или одеколона запах приятный, но примитивный и резкий. И так же быстро выдыхается. А этот аромат такой ласкающий, бархатный, незаметно пропитывающий насквозь каждую пору, каждую клеточку. И вот ты с ним уже одно целое...
Она вспомнила комнату, в углу которой стоит новогодняя елка со старинными игрушками из ваты и картона, стеклянные бусы. На елке развешаны конфеты и орехи в золотистых обертках. Теперь уж так не делают... Она сидит на пружинистой никелированной кровати. На стенах репродукции: дама с неприятным надутым лицом, вся в черном, похожая на ворону, со страусиным пером на шляпе. Теперь-то Вика знает, что это «Неизвестная» Крамского и «Дети, бегущие от грозы» Маковского. Детей было жалко до слез... В комнате мама и кто-то еще... И этот так потрясший ее запах. Комната, кажется, пропитана им насквозь. Но он не резкий, нет. Нежный-нежный...
Отпуск кончился. Но домой они не вернулись. Бывшая свекровь настояла, чтобы переехали к ней в особняк, одним в квартире жить опасно, маньяк может и сам к ним заявиться. Звала и мать Вики, но та отказалась: как это все бросить, за зиму дом выстудится и обветшает.
Теперь по утрам Александра Александровна развозила их на своем черном бумере кого в садик, кого на работу, кого на учебу. Предлагала и Вике получить права, но вождение машины вызывало ужас у молодой женщины.
Вечером Вика сидела в своей комнате и размышляла. Сын уже спал.
Новый год. Елка. Чужая комната. Она сидит в этой комнате, пропитанной приятным запахом. В руке у нее подарок. Что именно? Она пока не помнила. Но он тоже пахнет, и еще сильнее, чем комната. Тот же аромат. Подарок маленький, совсем маленький. Что же это?
Новая напасть! Мама попала в больницу. Еле спасли. Сколько было переживаний! Выкарабкалась... Оказалось, что мама сварила грибной суп, в котором был кусочек бледной поганки. К счастью, небольшой. Грибы собирала, она, Вика, и собирала очень тщательно. Она не могла перепутать. Значит, поганку подбросил маньяк. В больнице, когда самое страшное осталось позади, Вика спросила:
- Мам, ты не помнишь, у кого в деревне на стене висели картины: такая надменная дама в черном и дети, убегающие от грозы?
- Да они одно время у всех висели. Мода такая была. У некоторых, поди, и до сих пор висят. Сейчас-то все с природой вешают...
- А не помнишь, у кого в доме пахло так приятно-приятно?
- Что-то такое припоминаю. Но не помню у кого... Это было-то сто лет в обед...
Вика вздохнула. И тут облом...
Марию выписали, и она осталась погостить в доме у Александры. Вика продолжала размышлять. Комната с приятным запахом. Елка. Картины на стене. Никелированная кровать. Подарок в руке. Фарфоровые статуэтки на полочке. Красивые. Барышни в пышных платьях с высокими прическами и кавалеры в камзолах. Вышитая подушка на диванчике. На подушке - букет. Как настоящий! Вика вдруг вспомнила! В руке она держит носовой платок. Не чета нынешним, настоящее чудо! Самодельный! Белый кусочек полупрозрачного батиста, на котором искусно вышиты красные цветы. А края платочка с любовью обвязаны крючком в виде кружева. И от этого платочка исходит чудесный аромат! Кто же делает такие подарки? Конечно, фея! Они в гостях у старушки! Ни лица, ни голоса, ни одежды ее Вика не помнила совсем, но понимала, что этой бабушке очень много лет...
- Мама, а у кого из бабушек были статуэтки фарфоровые, такие, старинные... Дамы, кавалеры...
- Не помню я... Я на такую ерунду и внимания не обращаю...
Ну да. Это ребенку все внове, все интересно. А у взрослых другой взгляд, другие заботы...
- А с кем из бабушек ты дружила, к кому в гости ходила?
- Да к многим... Поумирали уж все... А что?
Виктория вернулась в свою комнату. Нет, к этой чудесной старушке они ходили не один раз. И каждый раз она получала подарочки. Припомнила две фигурки лыжников. Расколотила, конечно. Разве можно маленькому ребенку давать такие вещи?! Еще припомнила маленький изящный флакончик с притертой пробкой в виде морской ракушки. Бабушка дарила ей духи! Но запах был совсем другой... Еще царские ассигнации, большие, не в пример советским рублям. Они долго хранились, а потом, после прихода одноклассницы, вдруг испарились... Она вновь мысленно представила себе ту комнату, сервант. Старинный золотистый металлический стаканчик с рисунком на боку. Скорее всего, серебряный, с позолотой. Игольница, в виде сборной фарфоровой девочки, в которую вставлен кусок мягкой губки с воткнутыми иголками и булавками с разноцветными шариками на концах. Не иначе, бабушка была дворянкой! На стене - мягкий-мягкий фиолетовый ковер с алыми цветами, такая красота! На окнах - алые герани, они тоже приятно пахнут... А в углу - маленькая картинка с распятием... Все... Кто же это милая старушка, и какое отношение имеет к ней маньяк? Это ее сын, внук, племянник?