Вика решительно преградила путь разъяренной фурии.
- Что орем? Убили, что ль, кого?
Та остановилась, переводя дух.
- Да Ванька, поганец, в сад залез, яблоки тырил. Жаль не поймала, а то бы навешала!
Вика приняла суровый вид и отчеканила:
- Так, статья сто седьмая «Избиение несовершеннолетних», от двух до пяти лет лишения свободы.
Да уж, общение с адвокатом не прошло даром... Конечно, в юриспруденции Вика не разбиралась, выпалила первое, что пришло в голову, надо же защитить юного сыщика!
Ерофеиха славилась на всю деревню скандальностью, поэтому с ходу пошла в атаку.
- А ты что везде лезешь, сучка городская? Думаешь, выучилась за родительские деньги, так и умнее всех? Вали в свой город, не всех, поди, мужиков еще там обслужила!
Зря она это сказала. Вика, конечно, была человеком интеллигентным, но зарвавшуюся хамку на место поставить могла.
- Это Ванька-то ворюга?! А ты вспомни, шалава деревенская, своего прадеда-комбедовца, который, сука, всю деревню обобрал под вид коммуны, да все домой волок своим выродкам ненасытным? У тебя на чердаке десяток самоваров до сих пор стоит, вся деревня знает! А твой дед-гнида, стукач поганый, не только на соседей, на родного брата донес, чтобы на его невесте жениться! Папаша твой, лодырь, алкаш вонючий, всю жизнь в колхозе пер все, что гвоздями не приколочено, за что и посадили. А ты, потаскуха, на другой день после похорон мужа уже шабашника принимала, думаешь, не видел никто? Разинь мне еще рот, чучело!
Ерофеиха и вернувшийся Ванька и правда стояли, разинув рты. Лидка смачно плюнула на землю, бросила палку, развернулась и молча пошла домой. Не на ту нарвалась...
Вика перевела дух.
- А я думал, она вас палкой до смерти забьет, потому и вернулся. Здорово вы ее! Эх, такая сцена пропала! Не сломалась бы мобила, на видео бы записал.
Ванька глубоко вздохнул.
- Что ты! Я - профессионал слова, а она - так, любитель! Не переживай, Ванька! У меня где-то старая мобила завалялась. Надо будет, я с ней еще поругаюсь. Мы же с тобой партнеры! А кто тебе разрешил самому частным сыском заняться?
- Вам помочь хотел...
- Это очень опасно, Вань, на маньяка можно нарваться. И ты можешь мне очень сильно помешать. Ты, Ерофеиху, что ли, подозревал?! Беги домой и в это дело не суйся! Пока отбой. Понял? Как понадобится, я тебе сразу скажу!
- Ладно! - Ванька припустил домой со всех ног.
Виктория пошла дальше вдоль деревни. Почти никого. Кто-то копался в огороде, кто-то пошел за грибами или на рыбалку, кто-то косил траву на отшибе. Совсем не то, что при колхозе, теперь каждый сам по себе! Грачиха, Зинка Грачева, кривоногая, коренастая баба копала землю в палисаднике. Славилась она, как известная на всю деревню сплетница. Местное Информбюро. Раньше, пока колхоз не распался, дояркой была передовой. На всю область гремела, в президиумах сидела, грамоты-медали получала. Прямо стахановка-рекордсменка! Не то чтобы трудяга, а умела начальству ловко зад лизнуть, с кем надо - пила, с кем надо - спала. А другие в это время за нее вкалывали. Теперь вот карьера кончилась, за воротник стала часто заливать...
Грачиха заметила Мариину дочку, подошла к калитке. Вика остановилась. Чуткие ноздри уловили крепкий запах перегара.
- Вот ирисы выкапываю. Ни на хрен не нужны. Ни запаха, ни вида, на цветы не похоже. Листья не листья, цветы не цветы, цветут три дня в году, только место занимают... Лучше клубнику или ревень посажу, больше пользы или астры, хоть ребятам в школу.
Возле Грачихи лежала уже целая куча корневищ.
- Тоже дело.
- Уезжаешь скоро?
- На днях.
- Хочешь пирожок с луком и яйцом? Часа нет, как напекла.
- Нет, спасибо. Только из-за стола.
Виктория двинулась дальше. Что это? Из густой листвы свешивались босые ноги. Ванька, подлец, попытался спрятаться, но ему это не удалось. Пацан сидел на развилке дерева и зорко осматривал окрестности. Вика сделала вид, что его не заметила. Ладно, пусть уж лучше ее добровольный помощник сидит на ветке, лишь бы по чужим дворам не шастал, поросенок.
Вике вдруг пришло в голову, что маньяком может быть и пришлый. Их немного. Шофер Виктор Зернин из города переехал, женился на Верке Моховой, продавщице. Сергей Пузырев - учитель математики. Тоже здесь осел, женился на Лариске Сурковой, она русский и литературу преподает. Григорий Сомов - фермер, приехал с семьей из Узбекистана, взял землю в аренду. Неужели кто-то из них?!
Журналистка дошла до дома Сыча. Тот по-прежнему копался в огороде. Вика развернулась и пошла домой.
Мать лепила пирожки с ягодами.
- Мам, а кто жил в сгоревших домах, не помнишь?
Мария задумалась.
- Ну как же, помню. Кошкины вон, Жиляковы. Они заново отстроились на тех же местах. Шутовы перебрались к родителям, те уже старенькие были, вскоре и померли. Пестряковы перебрались в город, живут возле рынка. А Петуховы на Севере уж давно. А что?
- А была у них бабушка?
- Была. Аглая ее звали. Хорошая женщина была, верующая, царствие ей небесное.
- Она умерла до пожара или после?
- До пожара, незадолго. Легкая смерть, для праведников. Прямиком в рай! Вечером легла, утром не проснулась. За такой смертью можно в очередь вставать. Дочь ее на Севере тогда давно уже была...
Вика задумалась. Уж не убили и Аглаю тоже?! Никто же не проверял. Может, старушку отравили или задушили! Если у нее были старинные безделушки, то могли быть золотые монеты и фамильные драгоценности.
Вика вдруг вспомнила старинное дамское портмоне из серебра в виде вытянутого прямоугольника, позолоченное, из двух складывающихся половинок, с застежкой вроде двух накладывающихся друг на друга крючочков с шариками на концах и алым бархатом внутри. Словно крошечный сундучок! Она даже знала, что в них дамы держали золотые монеты во время картежной игры. Вещи галантной эпохи... А могло быть и проще. Вдруг старушка стала свидетельницей преступления?
- А откуда она была? Не местная же?
- Нет, дед петуховский ее из лагеря привез, вместе сидели.
- Она дворянка была?
- Не знаю. Но грамотная, это точно. Что ни спроси, все знала. Может даже, москвичка. Или нет, вроде даже петербурженка. Точно! Да, скорее всего, дворянка. Про гимназию что-то говорила.
- Сколько ж ей лет-то было?!
- Да, наверно, под девяносто, а то и больше... Но она, как железная была, никогда не болела, сейчас уж таких людей больше нет. Гниль одна...
- Откуда у нее все эти вещи красивые? Ведь все же конфисковывали при аресте?
- Она говорила, что знала, что арестуют. Такие были времена. Готовилась. Заранее все самое ценное где-то зарыла. А потом съездила и забрала, все уцелело.
- А часы? Их же в землю не зароешь?
- Часы она купила уже потом. Говорила, у них дома почти такие же были... Вспомнила! Она ездила в город на толкучку и покупала вещи, какие были у них.
- А за что она сидела?
- Да ни за что. Умная была да честная, еще и ученая, вот и не понравилось...
- А чем она занималась?
- Да жизнь долгая, всем понемногу.
- А их дети кто?
- У них всего одна дочь была, и та приемная, из детдома. Своих-то Бог не дал, да и в лагере отморозили все. Муж ее потом от туберкулеза умер. Дочь замуж вышла да и уехала с мужем на Север. Мальчик родился. Потом они разошлись, но возвращаться в деревню она не захотела. Вроде за другого замуж собиралась.
- А как дочь и внука звали, не помнишь?
- Аня, что ли? Или Аля? А может, и Ася... Что-то так... Не, не помню... Красивая такая, кудрявая, смышленая...
Надо же, как только речь зашла об Аглае, мама почти все вспомнила. След нашелся! Значит, нужно копать дальше.
- А когда она умерла, дочь приезжала?
- Да, мы с Касьянихой и Михайловной по очереди караулили дом, чтобы такие, как Ерофеиха, добро не растащили. У нее же «Зингер» был, ценная вещь, посуда дорогая, безделушки старинные. Дочь приехала, забрала все ценное и увезла. Мне часы предлагала, да ну, не уснешь с ними, каждый час бьют! Мебель и часы она продала по соседям за гроши. Остальное растащили... Я на память герань взяла да коврики на пол.