…когда-нибудь они не выдержат, Вечность — не тот срок, на который можно ставить при столь безумном чувстве…
Ведь это очевидно всем, кроме них самих!
Что ж… Как там говорила Лиза? «Мне остается так мало, и я буду пользоваться, пока могу»?..
Теперь он может сказать так и о себе…
Пусть так…
В конце концов, они не люди, давно не люди. Остается лишь удивляться их выдержке, ведь их уже не связывают никакие человеческие условности и законы…
Да и детей у них быть не может…
А мораль? У вампиров другая мораль, как не раз давали ему понять.
— Ой, Слава, привет! — наконец вспомнила о нем Елизавета. — О, как ты сегодня замечательно выглядишь, настоящий джентльмен! Но входите, входите же! Вас все заждались! Слава, ну же! — она без церемоний вдернула его в прихожую — и замок на двери щелкнул.
— Я оставлю вас: пойду переодеться, — Карл улыбнулся и оставил сестру с ее кавалером в полутемной прихожей.
Вячеслав тут же привлек любимую к себе, пытаясь унять пульсирующую боль… Поверить, что сейчас, здесь — она еще его Лизонька…
Но баронесса шутливо вывернулась из его объятий, скользнув холодными губами по щеке.
— Фу, Славик, это дурной тон! В прихожей, на пороге, когда ждут гости… Идем, там Ильза и Фрэнсис!
Глаза у Лизы стали умилительно-значительными.
«Она никогда не была твоей… — понял парень с пронзительной ясностью. — И слова „ты мне нравишься“ не означают „я люблю тебя“… Но зачем тогда ей все это, господи, боже мой?..»
— Милый, у тебя такой вид, словно ты присутствуешь на собственных похоронах! — рассмеялась девушка, подтолкнув приятеля к зеркалу. В чистой поверхности отчетливо отражалась полутемная прихожая, залитая лишь световым эхом, тенью мягкого дыхания свечей, горевших в комнате.
И зеркало отражало лишь его.
Его одного…
Золотистые волосы по плечам в черном…
Похудевшее лицо, бледность…
И тень боли на дне глаз…
А Лиза уже тащила его в комнату.
Слава вошел вслед за своей Госпожой.
Чистое золотое трепетание света не раздражало глаз, успокаивающим теплым облаком накрывало гостиную.
Танцующие мотыльки свечей отражались в темных окнах, полускрытых приспущенными тяжелыми шторами. На невысоком столике красного дерева ожидал готовый прибор — для одной персоны.
Для него.
У окна, придерживая портьеру и глядя в пропасть ночи, стояла Ильза — и огонь свечей бликами скользил по неистовым и мощным каскадам ее прядей, похожих на клубы Мрака. Они катились по крутому изгибу ее спины, как черная буря, поглощающая все на своем пути.
Светло-сиреневый пух блузки мерцал вокруг них, как мерцает заря, беря в кольцо сумерек Тьму.
Точеные длинные пальцы графини сжимали красный бархат шторы…
Фиолетово-алый атлас юбки струился, ниспадая на пол, и шепот свечей скользил по дразняще гладкой материи…
«Я ненормальный, или это особенность всех женщин-вампиров — во второй раз производить большее впечатление, чем в первый?» — немного отстраненно подумал Слава, разглядывая издали Ильзу.
Графиня полуобернулась и кивнула гостю, а затем вернулась к созерцанию ночи.
Лиза требовательно дернула Вячеслава за полу пиджака, развернув к полутемному углу комнаты.
Там, в глубоком бархатном кресле, парень наконец заметил еще одного человека.
И едва не охнул, сразу натолкнувшись на этот взгляд.
Глаза.
Господи, какие глаза…
Острые, как лезвия бритвы.
Этот взор словно вспарывал ткань реальности, разрушая золотую тишину свечей холодным пронзительным ветром.
Полярная ночь…
За этим черным взором была Сила.
Немереная Сила.
Она билась в оковах этих колющих зрачков, сдержанная до времени…
И Слава невольно упал на колено, склонив голову.
Правильно.
Так было правильно.
И никакого значения не имело, что кончался ХХ век, а Вячеслав родился отнюдь не рыцарем…
Перед ним был Принц Соулинга, его Первый Мастер — и так было правильно…
Аристократическая бледная рука с точеными пальцами протянулась вперед — Вячеслав успел заметить на ней два тяжелых перстня — и негромкий сильный голос разрешил ему подняться.
Лишь после этого Славик осмелился посмотреть на Фрэнсиса еще раз…
Крупные шелковые кольца — черной россыпью по плечам. Такими могла бы гордиться любая женщина…
Как и отточенными чертами лица.
И все же эта красота была бесспорно мужской: скупой и четкой, как размашистые штрихи Сальвадора Дали… Вряд ли при жизни Фрэнсис был красив: постаралась вампирская кровь.