А потом я поняла, что он не простил и уничтожил моё агентство. Руины! Вот и всё, что осталось от моего детища. А ещё – от моих надежд, что ещё вроде бы теплились где-то, догорали.
Ещё не стихли разговоры о прежнем разбирательстве – ясное дело, Академия и весь магический мир не захотят затеять новое. Тем более – я сама ой как виновата и чудом меня обошло наказание.
–Я не стану затевать разбирательства, – я улыбнулась, на этот раз искренне. Но профессор Карлини хорошо меня знал, и потому не спешил выдыхать.
–А что ты станешь делать? – осторожно спросил он.
–Я его убью.
Когда ведьма говорит «я его убью» – это не то же самое, что людская, истерически брошенная фраза: «я убью его!». Это обещание. Это контракт с силой. Именно по этой причине все ведьмы должны следить за своими словами. Слово – это сила, слово – это договор. И если я хочу вспомнить о том, что значит быть ведьмой, настоящей ведьмой, я должна сначала думать, а только потом говорить.
Профессор Карлини это, конечно, знал. Он не стал меня отговаривать, только спросил:
–Когда?
–Когда придумаю, как сделать это больнее.
И это тоже не истерика. Это факт – Ричарду не жить. Я его убью, и перед смертью он будет очень молить о том, чтобы я была милосердна.
Потому что Ричард не только сжёг моё агентство и лишил работы мою неприкаянную помощницу – Габи, ладно я – я ведьма, я проживу, а вот она чужая для всех миров – рождённая в магической семье, но не имеющая магии – она не может уйти от магических корней, и не может быть принята в нашем мире равной нам, таким сложно найти достойную работу, а теперь у неё её нет. Но дело даже не в этом – я не нанималась нести ответственность за всех неприкаянных этого мира. Дело в том, что Ричард унизил меня, он пошёл против меня, маг пошёл против ведьмы!
Это совсем не то, что можно простить.
–Если что, идея с ослом уже запатентована мной, будешь вдруг использовать – укажи автора, – профессор Карлини не удивился моему ответу. Он давно знал ведьм. Он знал и магов. Ричард мог попросить прощения, мог не мстить мне, но если уж решился – что ж, кто напал, тот пусть и отбивается. Впрочем, есть у этого мировоззрения и другая сторона: если Ричард окажется сильнее меня и обойдёт мою ловушку, никто не вмешается, чтобы заступиться за меня или помочь мне – и тогда Ричард будет иметь полное право уничтожить меня.
Именно поэтому мне нужно время. Я должна придумать как сделать всё так, чтобы победить. Соблазн разодрать ему морду когтями, конечно, велик, но приблизит ли это меня к цели? Никогда.
Я ведьма, но всю свою жизнь я не понимала этого всей душой. Теперь должна понять и прочувствовать. Помнить каждую секунду – я ведьма и я не позволю ему остаться безнаказанным.
–Я сочувствую тебе, – сказал профессор Карлини. – Я хотел тебя увидеть давно, поговорить по душам, но это грустный повод для встречи.
–Увидеть стены Академии было неожиданно приятно, – призналась я. И не солгала. Стены, тяжёлые, давящие чёрные стены, пропитанные магией веков, которые так пугали меня в первый год обучения и так опротивели мне на девятый, последний год – стали вдруг родными. Только войдя сегодня утром в защитное поле Академии, миновав три лестничных пролёта и семь лубовых, тяжёлых, открывающихся по мере моего приближения дверей, я поняла, как скучала по этому месту. Здесь всё было понятно и знакомо. Здесь я знала каждый выступ в стене, каждую арку, каждый каменный, ледяной переход между галереями, двери в классы…
Двенадцать лет я провела здесь. Двенадцать лет без выезда – всё равно ехать было некуда. И вот – возвращалась. Пусть на беседу, но ведь возвращалась! И мне казалось, что солнечные лучи, проливаясь через витражи стёкол, были тоже рады мне. Может и впрямь стены умеют скучать?
–Вы пришли просто навестить меня? – беседа ни о чём была закончена. Профессор Карлини дал чётко это понять.
–Вы приглашали меня как-то, помните? Или моё общество столь неприятно? – я попыталась оттянуть момент неизбежности.