На прощание целую Сашу, желаю спокойной ночи. Она успокаивает, просит не обращать на Лаптя внимания. Говорит, что ей хорошо со мной. Что еще ей говорить?
До дома иду пешком — не далеко. Кругом пусто, только изредка проезжают машины. В снежной искристости тонут огни витрин, окна. То, что происходит там, внутри — отдельная история, не принадлежащая этому миру. На все, что стоит на земле легла снежная пелена, отсекая, выкидывая объекты из реальности. Может, и меня выкинуло. Только я об этом не знаю. Иду до дома, которого уже нет. Даже не здания из камня и дерева, а самого понятия «дом». Того, что вызывает положительные эмоции, когда хочется отдохнуть, найти угол, в котором внешний мир не достанет, не ухватит, не уничтожит.
Дома пью на кухне кофе, ем обмазанное шоколадом печенье. Как-то горько. Горько и противно. Полощу рот, чищу зубы. Пора спать. Завтра вставать рано, идти в администрацию. Решать вопросы, разговаривать с людьми. Завтра целый день видеть Лаптя. Заснуть, чтобы хоть на несколько часов выпасть из унылого существования. От всего отказаться и заснуть. А во сне понять, что и отказываться было не от чего. Ибо ничего нет…
Лежа в постели думаю, что хорошо бы нарваться на тех подъездных гопников, получить чем-нибудь тяжелым по голове, чтобы забыть все. А лучше не все — только измену. Но окончательно. Начать с чистого листа, без штампов и стереотипов. Заново узнать, полюбить Сашу. И чтобы все было хорошо…
Уже почти засыпая, слышу звук пришедшего сообщения. Настя пишет: «Владимир Ярославович, вы самый лучший!» Правда, Настя? Или тебе просто нужна хорошая оценка за следующий экзамен? Зачем было во все это ввязываться? Стоило ли терять Сашу? Или у нас действительно все уже так плохо, что измена ничего не меняет?
Кажется, что между разговором с Другиным и этим мгновением прошло несколько недель, если не месяцев. А может, все приснилось? И не было никакой Насти, Лапоть не отодвигал стол, а у нас с Сашей все хорошо?
Но понимаю, что все было. И еще многое будет. И, полный не радужных мыслей, укрывшись одеялом почти с головой, я проваливаюсь в череду тревожных снов.
Администрация
Выхожу из маршрутки. Через площадь хорошо видны окна администрации. Вечером и ночью здание подсвечено фиолетовыми лампами. Символическое освещение. По утрам окна пяти этажей постепенно загораются, внося жизнь в фиолетовое спокойствие. Внутри начинается работа.
Двери на входе раздвигаются, пропуская внутрь. Такие двери здесь недавно. Пару месяцев. Раньше были деревянные, со стеклами, и обитые жестью снизу. Но времена меняются, обновляется и администрация. Еще кондово-советская внутри, полная старья и запахов тления, но начинающая преображение. Неделю назад прекратили вычищать архив. Выкинули большинство книг из библиотеки. Собрания сочинений Ленина, Маркса, и других. Кому-то отдали все тома Большой советской энциклопедии. Избавились от значков, памятных знаков, символов.
Здороваюсь с охраной, гардеробщицей. Ею здесь работает пожилая, добродушная женщина. Меня всегда встречает улыбкой, обращается только на вы.
По лестнице на предпоследний этаж. Можно доехать на лифте, но у входа уже полно теток, что не хотят подниматься пешком. Стоят, сплетничают. Здороваюсь, но с ними стоять не хочу. Лучше лишний раз дам телу полезную нагрузку, чем буду слушать очередной бред.
На противоположной лестнице стене четвертого этажа весят электронные часы. Цифры, состоящие из зеленых светящихся точек на темном электронном табло, показывают 8.31. Я не опоздал. Читаю название, что мелкими буквами написано в нижнем левом углу: Электроника 7.
Захожу в кабинет, сразу включаю комп. Хочется спать. Сейчас бы закрыть дверь, и прямо здесь, за столом, уснуть часов до двенадцати. А там — на обед. С обеда задержаться, прийти на полчаса позже. Еще что-нибудь поделать по мелочи — и домой. Красота.
Только все это мечты. Настолько же несбыточные, как и прекрасные. Лапоть — хронический трудоголик. Единственный в своем роде, если не в мире (там таких полно), то уж в администрации точно. Приходит на работу на полчаса раньше срока, а уходит не в 17.30, как все, а в десять, а то и одиннадцать вечера. А я, как его доверенное лицо, помощник, должен соответствовать. Такова диспозиция.
Не скажу, что нахожусь в администрации столько, сколько шеф. Я бы так не выдержал. К тому же универ, студенты, личная жизнь требует времени…
И главный вопрос — зачем? Дополнительной прибыли от этого нет, а хорошее дело сделать — в рабочее время. Только когда я сделал крайнее доброе дело? Не помню. Сама работа не располагает. Это постоянная текучка, попытка отмахнуться от бесчисленного множества топоров, что висят над головой. Для добрых дел времени не остается. А если даже остается, и, несмотря на препоны, удается что-то такое совершить, результат примерно один, с незначительными вариациями — порицание. Безнаказанным не уйти.