— А вы в Америке были? — спрашивает Натисков.
— Нет, по телевизору показывали. Я ж старый уже, немощный…
Дедушка верит всему, что показывают по телевизору. Конечно, интернета у него нет. Но какой, все же, интересный разброс: от коммунизма до современной Америки. Прямо ни дед, а космополит!
— Вот, вы и не можете знать, что там творится, — говорит Натисков. — Или тогда езжайте, и все посмотрите самостоятельно.
Возникает пауза. Дед смотрит на Натискова, на меня. Я утыкаюсь в монитор. Что ему сказать? Мы все здесь не по своей воле…
— Был бы у меня автомат, — внезапно говорит дед. — Я бы их всех расстрелял. Пошел бы по кабинетам, и всех расстрелял…
Дед встает, и уходит. Дверью не хлопает, только вижу, как вслед за телом исчезает трясущаяся, морщинистая рука. Хорошо, что у него нет автомата. Целее будет. Натисков шумно выдыхает, мотает головой. Еще бы: начало дня, и уже два готовых пациента психиатрической лечебницы.
А вообще-то Натисков веселый, компанейский. Смеется, балагурит. В столе у него конфеты, плитки шоколада, какие-то маленькие сувенирчики. За каждую оказанную услугу он что-нибудь дарит из запасов. К женщинам обращается «душа моя», «лапонька», или еще как-нибудь ласково. Руки целует.
Натисков — хороший сотрудник. Хоть и малость циничен. Но каждую проблему решает максимально эффективно. Выходит на место, сам во всем убеждается, фотографирует. В администрации все знают, что если информация пришла от него, нужно делать качественно. Вот поэтому к нему время от времени приходят благодарные граждане, говорят спасибо.
Народа пока нет. Натисков звонит кому-то, я раскладываю пасьянс. Ко мне ходят редко. Специфика. Я и сижу-то здесь для галочки, записи в отчете о приеме, осуществляемом помощником Лаптя. Но мне интересно поговорить с Натисковым, послушать людей.
Раздается стук в дверь. Заходит женщина. Небольшого роста, полная, на вид лет 28. В спортивном костюме не первой свежести, то ли грязно-синего, то ли серого цвета. Лицо некрасивое.
— Здравствуйте, мне нужен Натисков, — говорит она.
— Это я, — отвечает Натисков. — Что вы хотели?
— Я хочу записаться на прием к главе.
— По какому вопросу?
— По личному, — отвечает женщина.
Сколько раз мы с Натисковым слышали такой ответ. Каждый второй считает, что его дело очень личное, потому что это же он, такой неповторимый и замечательный. А на проверку выходит, что дело не отбивается от общей канвы просителей и жалобщиков.
— Я должен знать, в чем состоит ваш вопрос, — привычно отвечает Натисков. — Чтобы глава был в курсе, и говорил с вами предметно.
— Я по поводу квартиры, — говорит женщина. — Мне с ребенком негде жить. У нас отец стоял в очереди на квартиру, как ликвидатор аварии в Чернобыле. А потом его посадили. А когда освободился, ему говорят, что очередь прошла, когда он был в тюрьме. И квартиру не дают. Мы квартиру снимали. А теперь муж от меня ушел. И нам с ребенком вообще жить негде.
— Простите за нескромный вопрос, — говорит Натисков. — Вы работаете?
— Я в декрете. А жить мы, наверно, на алименты будем.
— А муж ваш, я извиняюсь, что?
— А муж начал пить, колоться, — возмущенно отвечает женщина. — Зачем мне такой муж?
— Понятно. Про мужа забудьте.
Натисков поворачивается к компьютеру. Через несколько секунд начинает гудеть принтер.
— В общем, мой вам совет, как старого бюрократа, — говорит Натисков, протягивая женщине листок. — Изложите проблему максимально подробно на листе бумаги, и через отдел по работе с населением направьте на главу. Поверьте, так будет гораздо быстрее и надежнее.
Женщина берет листок, прощается, выходит. Как-то мне неловко, не зависимо от того, что жилья у муниципалитета и вправду нет. Конечно, она сама виновата, что стала жить с судимым, алкоголиком и наркоманом, родила от него ребенка. Но сейчас-то об этом поздно говорить. А помочь мы не можем. Максимум, как и говорил Натисков, комната к казенной общаге…
Смотрю на часы. На сегодня прием окончен. Можно расслабиться. Поднимаюсь к себе, по пути здороваясь со всеми. Я культурен и вежлив. На встречу безобразно толстая тетка. С ее чрезмерной полнотой может соперничать только уровень наглости. Но я, проходя, вежливо говорю:
— Здравствуйте, Тамара Евгеньевна!
— Здравствуй, Вова! — отвечает она, при этом скорчив такую недовольную рожу, словно неожиданно наступали на дерьмо. Она начальник управления, и я для нее, по сути, этим самым дерьмом и являюсь. Но оба мы работаем в администрации, и поэтому сопричастны общему статусу.