Грибус, завидев отверстие, повалился в земном поклоне. Эльфийка осталась стоять, гневно сжимая губы. Я, полупогребенный под листьями, внимательно наблюдал за происходящим.
— Последний из оставшихся алтарей нашел укрытие в самом центре этого острова, — продолжила вещать Ламиа.
Похоже, она была из тех NPC, которые начисто лишены чувства юмора, зато готовы пафосно рассказать случайному протагонисту все свои злодейские планы. Режим “Темный властелин” on.
Между тем Грибус стал ловко взбираться вверх — с ветки на ветку.
— Когда отряд инквизиторов, преследующих мой культ, вторгся на этот остров, они перебили жриц и разрушили все алтари, кроме этого. Последняя выжившая — ею была Элоиза — устроила тайное капище в дупле дерева, и даже глава отряда, отказавшийся покидать остров и посвятивший остаток дней поиску алтаря, не смог его обнаружить!
Грибус, достигший нужного яруса, стоя на ветке, соединил у груди руки и поклонился богине: служу, мол, и повинуюсь. И скрылся внутри дупла. Хотя лунный свет позволял различить на дереве любой из не облетевших листьев и даже узор на коре, внутрь дупла он не проникал.
...Стоп. Лунный свет??
— ...И этот остаток дней был довольно-таки коротким, — сказал знакомый хриплый и жуткий голос. — Уж мы расстарались! Верно, ребята?
...Призраки, толпившиеся за спиной у своего капитана, расхохотались. Они, как и в прошлую ночь, стояли с самим Гвоздем на краю оврага, у валуна, близ корней дерева.
— Ты! — шелест, исходящий от Ламиа, стал таким громким, что превратился то ли в рокот, то ли в вибрацию. — Убирайся отсюда, призрак! Здесь сейчас моя власть!
— Ну-ну, — прохрипел Гвоздь. — Полегче, тёмная. Луна взошла, и клад потревожен. Значит, настало время моей охоты.
— Охоться на берегу! — взвизгнула Ламиа. — Там тоже есть кое-кто — проваливай и забирай эти души! Я не стану препятствовать.
— Позволив тебе многократно усилиться? Ну уж нет. ...Ко мне, ребята!
Призраки за спиной Гвоздя заколебались. Лица их начали искажаться, фигуры — течь, и один за другим они стали сливаться с фигурой Гвоздя, а та — на глазах расти. Когда последние — это были Бурдюк и Вака — растворились внутри капитана, тот сначала размером сравнялся с Ламиа, а потом даже немного превзошел ее.
— Один за всех, и за все за одного, — удовлетворенно резюмировал Гвоздь и стал над оврагом наподобие античного Колосса, расставив ноги. — Часть команды — часть капитана!
Лицо его находилось теперь как раз напротив дупла. Гвоздь скорчил гримасу и заглянул одним глазом в отверстие.
— Я вижу тебя внутри этого тела, жрица, — сказал Гвоздь. — Я всегда, всегда знал, что твоя душа прячется где-то здесь… И вот тебя пробудили от спячки. Иди-ка к папочке! Твоя хозяйка может жрать человечину сколько угодно, хоть живых, хоть мертвых, но вот души на этом острове — о-о-о, они должны быть мои!
Ламиа, порождая какую-то уж совсем непотребную какофонию в неуловимых человеком диапазонах, тоже раздалась вширь и вверх, зависнув напротив Гвоздя над оврагом. Теперь сама она выглядела как огромная летучая мышь, вместо головы у которой был обрубленный женский торс. Но я заметил, что мрак, составляющий тело и особенно крылья чудовища, стал неплотным, полупрозрачным.
— Не забывайся, пират, — невыразимыми голосами проскрежетала она, — ты все-таки говоришь с богиней! Душа моей жрицы тебе не достанется!
— Давно и прочно забытой и Спящими, и живущими в этом мире, в отличие от меня! — рявкнул Гвоздь и потянул из-за пояса пистолет.
Я понял внезапно, что уровни всех призрачных флибустьеров суммировались, и капитан стал теперь сопоставим по силе со своей противницей.
Богиня обхватила его крылами. Две громадные фигуры застыли в неустойчивом равновесии, силясь перебороть друг друга. Гвоздь рычал, Ламия продолжала шипеть; обвитый кончиком длинного, как у змеи, хвоста, внезапно обнаружившегося у летучей мыши, над оврагом болтался Амра, который тоже рычал и силился освободить руки. Из-под гигантских ботфортов капитана в овраг сыпались комья земли.
...Повторив траекторию медвежьей туши, вместе с землей вниз зрелищно и решительно низринулся и Лухрасп, воротившийся к оврагу. Усач неслабо ударился, потеряв половину здоровья, но груды листьев спасли его от верной смерти. Не тратя времени, он кротом зарылся в листву, выискивая монеты Грима.