Он наклонился над столом, выстроил фигурки в ряд. Каждая из них связана с Хоканом и Луизой. Стен Нурдландер, дочь Сигне, Стивен Аткинс у себя под Сан–Диего. Но и те, что подальше, на периферии. Выставлял фигурки одну за другой, размышляя, кто мог помогать Хокану фон Энке, кто обеспечил его всем необходимым, в том числе и деньгами.
Вот что я ищу, думал Валландер. Укрытие. Вопрос в том, думает ли Иттерберг так же, как я, или играет другими фигурками. Он взял телефон, набрал номер. Дождь усилился, резкий, напористый, барабанящий по жестяному подоконнику. Иттерберг ответил. Слышно плохо, Иттерберг находился где–то на улице.
— Сижу в ресторане, на воздухе, — сказал Иттерберг. — Как раз расплачиваюсь. Я могу перезвонить?
Перезвонил он через двадцать минут, уже из кабинета на Бергсгатан.
— Я из тех, кто после отпуска легко включается в работу, — ответил Иттерберг на вопрос Валландера, как он себя чувствует в первые дни после отпуска.
— Не могу похвастаться тем же, — сказал Валландер. — Возвращение — это еще и письменный стол, заваленный бумагами коллег, к которым они прилепили веселенькие записочки насчет собственных отпусков.
Начал он с рассказа о своем визите к Герману Эберу. Иттерберг слушал внимательно, задавал множество вопросов. Потом Валландер рассказал о появлении Хокана фон Энке. Повторил рассказ Линды и, пожалуй, еще больше уверился, что она не ошиблась. Когда Иттерберг задал вопрос, он не медлил с ответом.
— Ваша дочь могла ошибиться?
— Нет. Но я понимаю, почему вы спрашиваете. Ведь и правда странное стечение обстоятельств.
— Никаких сомнений, что это был он?
— Нет. Я знаю свою дочь. Если она говорит, что это он, значит, он и был. Не двойник, не кто–то похожий, а сам Хокан фон Энке.
— Что говорит ваш зять?
— Отец приезжал в Копенгаген не затем, чтобы встретиться с ним. И не верить ему нет причин.
— Но вправду ли разумно считать, что он не свяжется с сыном?
— Что разумно, а что нет, я сказать не могу. Но, по–моему, Ханс не настолько глуп, что станет обманывать Линду.
— Обманывать женщину, с которой живет, или обманывать вашу дочь?
— Прежде всего мать своего ребенка. Если уместно провести такое различие.
Некоторое время они обсуждали, чем может быть чревато появление Хокана фон Энке. Для Иттерберга это означало в первую очередь необходимость обдумать, каким образом Хокан фон Энке может оказаться причастен к смерти Луизы.
— Не знаю, как вы, — сказал Иттерберг, — а я в глубине души считал, что его тоже нет в живых. Во всяком случае, с тех пор как мы нашли его жену на Вермдё.
— Я сомневался. Хотя, если бы вел расследование, вероятно, думал бы как вы.
В кратких словах, но достаточно подробно Валландер изложил свои мысли насчет Хоканова укрытия.
— Секретные документы, найденные в сумке Луизы, — заметил Иттерберг, — заставляют меня кое о чем призадуматься. Поскольку фон Энке прячется, логично счесть, что он тоже замешан, что они действовали сообща.
— Как шпионы?
— Вообще–то в нашей стране это был бы не первый случай с супружеской парой. Пусть даже, может статься, непосредственно втянут только один.
— Вы имеете в виду Стига Берглинга и его жену?
— А есть другие?
Валландер подумал, что временами Иттерберг позволяет себе снисходительный тон, которого он в нормальной ситуации не потерпел бы. Начни кто–нибудь в Истадском полицейском управлении задавать ему иронические вопросы, он бы взбеленился. Но сейчас лезть в бутылку не стал, Иттерберг, вероятно, сам не сознавал, как иной раз звучат его слова.
— Вам что–нибудь известно о содержании микрофильмов? Что там было — оборона, военная промышленность, внешняя политика?
— Не знаю. Но, по моему впечатлению, наши секретные коллеги всполошились. Затребовали всю документацию из нашего тощего дела. Меня назавтра вызвали на беседу к капитану второго ранга Хольму, явно весьма значительной персоне в военной контрразведке.
— Не откажите в любезности рассказать потом, о чем он спрашивал.
— Прекрасный способ выяснить степень их осведомленности. Иными словами, вы хотите знать, какие вопросы он не задаст?