Я оставалась сильной и боролась за хорошие минуты, не обращая внимания на отголоски шепота, твердившего, что в любой момент мне может стать еще хуже. Не разворачивая драмы, я привыкла хранить в себе тревоги, переживания и слезы. В крайнем случае, подушка заглушала мои крики.
С тех пор прошло десять месяцев. Самое долгое время в моей жизни. Поначалу я ничего не чувствовала, ничего не ожидала, зато сейчас пугаюсь любого странного ощущения в теле. Если говорить на чистоту, мне действительно страшно до чертиков.
Еще одна новая неделя. Порядок один и тот же: я просыпаюсь из-за шума, доносящегося с кухни. Мысль, что мама пыталась разбудить меня подобным способом, никак не отпускала. Прямо сейчас она должна находиться в салоне, работать с другими девочками, радоваться жизни, но ей отчего-то всегда было спокойнее рядом со мной. Я пытаюсь понять маму. Как никак ее ребенок, любимая дочь неумолимо боролась за жизнь.
А вот папу мне удалось вернуть на работу. Вряд ли ребята смогли бы обходиться без главного тренера молодежной команды по хоккею. Видеть его только по вечерам не так уж и страшно. Главное для меня, чтобы папа работал, занимался любимым делом и получал удовольствие.
Я хотела этого для обоих родителей, но не все разделяли мое мнение.
Взяв себя в руки, я поднимаюсь с мягкой кровати, быстро переодеваюсь в домашнюю одежду и иду на кухню. Раньше моя комната была наверху, потом папа перенес вещи на первый этаж, потому что начались проблемы с лестницей. Мы друг друга на дух не переносим. Я даже спуститься с нее не могла из-за одышки.
Остановившись в проеме, вижу, как мама сидит возле нижнего ящика и аккуратно складывает все кастрюли и сковородки.
— Ты что тут затеяла, мам? — громко говорю я. Она вскрикивает, резко поворачиваясь ко мне.
— Ну нельзя же так делать, Ариана! Я не такая молодая для ваших шуток.
— Тебе всего лишь сорок два, красотка. Самый расцвет сил. Можно еще одного ребенка заделать!
Я сама вздрагиваю и закусываю губу. Вот об этом мне стоило бы молчать. Однажды в состоянии безудержной злости я ляпнула маме, что после моей смерти они обязаны родить еще одного ребенка. Здорового. Сильного. И навсегда забыть обо мне. После этого мы все в шутку изменяли, но вполне логично было ожидать подобные эмоции от умирающего ребенка.
— Прошу прощения, мами́, само вырвалось, честное слово, — лепечу я, подходя ближе к ней. Я собираю ее в охапку и прижимаю к себе.
Она застыла. Ну, почему, почему я иногда совершенно не могу прикусить язык?
— Все будет нормально, слышишь меня?
Шепот заставляет меня покрыться мурашками. Уже несколько недель в списке я стояла на одном месте. Состояние хуже не стало, но и лучше тоже. Не знаешь, чего ожидать.
— Правда, пожалуйста, прости меня. Я не хотела так говорить.
— Верю-верю, солнышко. Давай садись за стол. Лучше расскажи мне, как ты себя чувствуешь?
— Сносно. Тяжеловато вставать по утрам, — произношу я с досадой.
Мама поворачивается ко мне, и я замечаю некую взволнованность в ее взгляде.
— Папа предлагает кресло домой привезти.
Я напрягаюсь. Кардиолог посоветовала инвалидное кресло, когда время придет. Мне, наоборот, хотелось, как можно дольше оставаться на своих двоих.
— Я пока сама могу ходить, мам, — отрезаю я.
Мы с мамой, не отрываясь, смотрим друг на друга. Здесь явная борьба происходит, но, зная меня, она все-таки отводит взгляд, качая головой.
— Тут ведь дело не только в том, что ты ездить на нем не хочешь.
Она ставит передо мной чай с лимоном и мармелад.
Ее слова – чистая правда. От этого больно.
— Что прикажешь делать, мамуль? Это разобьет им сердце.
— А как же твое сердце?
— Оно уже разбилось. Не страшно, если я буду биться головой об стенку в комнате. Хуже всего видеть их лица после того, как я расскажу им.
Мама плюхается рядом и берется жевать мармелад. Мы часто сидим в полной тишине. В такие моменты я всегда медленно впадаю в задумчивость. Я эгоистка или просто о судьбе двух мальчиков забочусь?
— Послушай, разговор на эту тему уже был. Мы с твоим папой поддержали тебя и надеялись, что в ближайшее время ты все расскажешь своему брату и Глебу.
— А если я дождусь новое сердце? Давай потом им скажем, когда все нормально будет?
Но могла ли я получить это сердце?
Мама опечаленно вздохнула, взяв меня за руку.
— Нельзя больше тянуть. Мальчики на все ради тебя готовы. Мы тоже не можем скрывать очевидного, понимаешь? То и дело говорим, что с тобой все в порядке, что сейчас период такой. Но твои ноги отекают, дорогая. Ты уже никуда не ходишь, долго спишь. Ариана, просто подумай! Андрей твой родной брат, а с Глебом вы с самого рождения дружите. Они имеют право знать.