Несмотря на их близкую дружбу, лорд Яксли знал, что граф бывает крайне сдержан, когда дело касается его любовных связей, и сейчас, поднимаясь по лестнице в свою спальню, он размышлял о том, что только в исключительных обстоятельствах тот мог признаться, - как это произошло сегодня вечером, - в том, что тревожило и волновало его.
"Чертовка Женевьева!" - выругался про себя лорд Яксли, уже подходя к дверям спальни.
Он был совершенно уверен, что именно мысль о том, что против воли придется обвенчаться с прелестной вдовушкой, затмила графу всю радость от победы на сегодняшних скачках и была причиной того, что весь день он казался еще более замкнутым, чем обычно, совсем уйдя в себя.
Однако неприятности с Женевьевой все же не были главным; лорд Яксли уже давно стал замечать, что его другу наскучили светское общество и вошедшее в поговорку везение, которое обращало в золото все, к чему бы он ни прикоснулся.
"Озри прав! - думал он, уже ложась в постель. - Что ему нужно - так это война или какое-нибудь подобное испытание, которое могло бы встряхнуть его". Все это оттого, что у него слишком много денег, решил лорд Яксли.
Граф был невероятно, сказочно богат; пожалуй, не было на свете ничего такого, чего он не мог бы купить.
Лошади, женщины, земли и особняки - все это само шло к нему в руки.
Возможно, именно эта чрезмерная удачливость, это излишество во всем были виной тому, что в характере графа появилось этакое высокомерное пренебрежение; снобизм, жестокость и безжалостность проявлялись теперь даже по отношению к лучшим друзьям, и им все труднее становилось с ним общаться.
Даже выражение лица его изменилось, и губы почти постоянно кривила саркастическая усмешка.
Трудно было представить себе человека, более красивого, чем граф, и все же, даже в минуты радости, когда он смеялся или глаза его начинали блестеть от удовольствия, те, кто хорошо знал его, редко могли заметить что-либо похожее на доброту в выражении его лица.
От тех, кто служил ему, он ожидал безукоризненного выполнения своих обязанностей и никогда не бывал разочарован.
Хозяйство в его бесчисленных особняках и имениях было налажено так четко, все содержалось в таком порядке, что можно было только позавидовать, а если и встречались какие-либо незначительные трудности или проблемы, то они обычно не доводились до его сведения.
Он нанимал на службу лучших управляющих, секретарей, посредников и поверенных в делах. Он был точно главнокомандующий, разрабатывающий план генерального сражения и уверенный, что войска не подведут его и все будет именно так, как он распланировал.
"У него слишком много всего!" - подумал лорд Яксли, уже засыпая; он заснул, так и не придумав, какой же тут можно найти выход.
На следующий день после окончания скачек оба друга отправились обратно в Лондон; превосходные лошади, впряженные в фаэтон графа, вмиг домчали их до столицы.
Уже на Пикадилли, когда экипаж остановился у дома Хелстона, лорд Яксли уточнил:
- Встретимся сегодня на обеде? По-моему, мы Оба приглашены к Девонширам.
- Неужели? - равнодушно спросил граф. - Список моих приглашений у секретаря.
- Да, кстати, о приглашениях, - вспомнил вдруг лорд Яксли. - На время дерби ты опять собираешься остановиться у леди Чевингтон? Мне кажется, она приглашала тебя.
- Да, я вроде бы получил от нее приглашение, - ответил граф.
- Ты примешь его?
Граф ответил не сразу. Затем, уже направив лошадей к парадному подъезду, сказал:
- Почему бы и нет? Это самый приятный и удобный дом в окрестностях Эпсома, а на ее приемах, по крайней мере, не так скучаешь, как на других.
- В таком случае, мы могли бы поехать вместе, - предложил лорд Яксли. Тебе не трудно будет подвезти меня, Озри, если, конечно, у тебя нет других планов?
- С удовольствием захвачу тебя, - ответил граф.
На этом они расстались. Грум графа довез лорда Яксли до его дома, который находился всего лишь через две улицы.
Войдя в дом, граф сразу прошел через холл в библиотеку.
Он не пробыл там и минуты, как его секретарь, мистер Гротхэм, с поклоном вошел в комнату.
- Что-нибудь важное, Гротхэм? - спросил граф.
- Множество приглашений, милорд, но сейчас я не буду вас ими беспокоить; кроме того, несколько частных писем. Я положил их на ваш письменный стол.
Граф подошел к столу и увидел на нем четыре конверта, надписанных, по всей видимости, женской рукой.
Мистер Гротхэм всегда был слишком тактичен, чтобы вскрыть какое-либо письмо или сделать замечания по поводу его характера, хотя после многолетней службы у графа он научился отлично разбираться в почерках и сразу видел, когда письмо было написано женщиной.
Взяв первые три письма, граф обнаружил, что они от леди Женевьевы. Ошибиться было невозможно - это был ее легкий, стремительный и изящный почерк, ее вычурные завитушки и росчерки. При взгляде на них граф только плотнее сжал губы.
Этим утром ни он, ни лорд Яксли больше не возвращались к теме, которую обсуждали накануне, однако гнев, охвативший графа при известии, которое сообщил ему друг, нисколько не утих. При виде писем, лежавших на столике, он вспыхнул в нем с новой силой.
Как смела она применить эту старую как мир уловку, попытавшись заманить его в свои сети, и как мог он быть так недальновиден, так глуп, чтобы хоть на миг поверить в то, что она говорит правду?
Начав ухаживать за леди Женевьевой, граф вовсе не собирался превращать этот роман во что-либо серьезное. Он ожидал, что это будет легкая, необременительная связь двух достаточно опытных, умудренных жизнью людей, которые хорошо знают правила игры и не станут их нарушать.
То, что Женевьева, если верить ее словам, влюбилась в него, не трогало его ни в малейшей степени, за исключением того факта, что она, по всей видимости, решила сделать их отношения достоянием публики, слишком открыто и назойливо афишируя свою страсть к нему.
Граф находил, что она восхитительна, полна обаяния и к тому же одна из самых страстных женщин, каких он встречал в своей жизни.
Она давала ему наслаждение, и он платил за ее ласки бриллиантами и рубинами, оплачивал поток непомерных счетов от портных с Бонд-стрит. Он дарил ей также лошадей и экипажи - предмет зависти всех ее друзей.
Но ни разу, ни на одну секунду не приходила графу в голову мысль жениться на Женевьеве Родни.
Она была из того типа женщин, которые - он знал это по собственному жизненному опыт - не способны хранить верность ни мужу, ни любовнику.
Граф был совершенно уверен, что если только подвернется случай, она не задумываясь обманет его с первым попавшимся мужчиной, возбудившим в ней желание.
Однако он не понимал, что Женевьеву столь непреодолимо влечет к нему исключительно потому, что он, как о нем часто говорили в светских кругах, был неуловим.
Было в графе что-то такое, чем никогда не могла завладеть ни одна женщина.
Даже в минуты наивысшей близости женщина всегда чувствовала, что он не принадлежит ей, не отдает ей всю свою душу и сердце. Граф ускользал от Женевьевы, и она, первый раз в жизни оказавшись в несвойственной и непривычной ей роли, когда не ее ответной любви домогались, а, напротив, она сама домогалась кого-то, естественно, влюбилась!
Натура ее была неглубокая, все чувства - довольно поверхностны, но она легко воспламенялась и неудержимо стремилась завладеть понравившимся ей человеком.
С графом, каким бы опытным и умелым любовником он ни был, Женевьева постоянно ощущала сердечную неудовлетворенность.
Она хотела видеть его у своих ног. Хотела, чтобы он, подобно другим ее поклонникам, служил ей, как раб, выполняя малейшие ее прихоти. Она жаждала завладеть им безраздельно, и так как он продолжал ускользать от нее, загорелась идеей во что бы то ни стало выйти за него замуж.
Помимо этих обуревавших ее чувств Женевьева прекрасно сознавала, что граф - это такая партия, о которой, без сомнения, мечтает каждая девушка или женщина в любом уголке Соединенного Королевства.