«Ни слушай никого. Ты рожден, а, значит, в тебе есть смысл», — ворковала мама, целуя его в белесую макушку. А остальное не важно, говорила она. Когда он поступил на службу в марсианскую гвардию, она сказала, что он быстр и эффективен, а быстрые и эффективные глупыми не бывают, и он ей поверил. Он всегда верил ей, до самой ее смерти.
Мутные капли дождя медленно стекали по стеклу, притягиваясь друг к другу, сливаясь воедино и тяжелея. Став крупными, они ускорялись и падали вниз, оставляя после себя мокрые борозды. На их место приходили другие капли, жирные и пузатые, влага поспешно бежала по проторенному пути, будто на финише ее ждала какая-то награда. За окном снова занялся ливень, делая мрачной и без того унылую, вечно утопающую в ночи Арсию. Еще пара дней и дожди сменятся на колкий град. Надвигались холода.
Еще до недавних пор Дэвида расстраивала хмурость вечно сонного мегаполиса, но в последнее время он ее полюбил. Лучше всегда пасмурное небо, которое не обращает на тебя никакого внимания, чем ядовитая вспышка, полная прекрасных грез и огней, но требующая за свою яркость твою жизнь.
— Все плохо, док? Я скоро перестану мыслить?
Дэвид не знал, почему выразился именно так. Кто-то однажды сказал ему, что человек существует, пока мыслит, поэтому он решил, что если перестанет мыслить, то умрет. Но слово «умереть» произносить было страшно, наверное, поэтому он и не спросил напрямую.
В кабинете доктора он бывал уже пару раз, и каждый раз спокойный и вежливый Вертиго Хелги спокойно и вежливо качал головой, тыкая в него острыми иголками, с других концов которых торчали датчики. Дэвид рад бы почувствовать боль в руке, но не мог. Сталь протыкала кожу, заставляя трястись пальцы, но ничего, кроме легкой щекотки он не ощущал.
— Нет, что вы, конечно же нет… У вас еще есть несколько месяцев. И вовсе не два, как обещали вам ваши знакомые. Думаю, около четырех, или немного больше, — Вертиго Хелги подкрутил что-то на грузном высоком приборе, стоящем около смотрового кресла, на котором лежал Дэвид. Когда пропищало два быстрых сигнала, доктор сморщился и снова вежливо покачал головой. Потом повынимал все иголки из его правой руки, бросив их в стальную емкость на столешнице. — Но вынужден вас расстроить — парализация распространяется. Пока что не так быстро… со временем темпы будут нарастать. Смотрите, вы уже не реагируете на стимуляцию.
— Это серьезно?
Задрав голову вверх, Вертиго посмотрел на Дэвида снисходительно. Он уже привык, что высокие и сильные генсолдаты в большинстве своем имеют фиксированный интеллект. У данного генмода он был не слишком высок, но и не низок, однако, Полет Миражей мог внести свои коррективы.
— Ваша нервная проводимость снижается с каждым днем. Лекарства контролируют начало процесса деградации, но скоро они перестанут тормозить процесс, и тогда пойдет отмирание нейронов, — доктор жестом руки позволил Дэвиду встать. — В вашей анкете указан врожденный G-87-балльный интеллектуальный ресурс. Спрашивайте, если что-то будет непонятно.
— Но я очень хорошо выполняю свою работу, док, — Дэвиду было неприятно, когда ему напоминали о цифрах в его анкете, особенно доктора — те, кто имел на это полное право. — У меня сносная реакция, не такая, как была, конечно… просто я не чувствую боли, вот и все.
Бывало, что в истеричной толпе кто-то выкрикивал неприятные слова, поминая его интеллектуальные цифры, и он ударял по нему пару раз дубинкой, чтобы спросить сразу, не изменилось ли у того мнение. Дэвид не любил спорить, потому что не был силен в аргументах. Но боль действовала на людей как-то иначе, чем разговоры, поэтому он часто слышал в ответ именно то, что хотел. У доктора на столе лежала история его болезни и возможное направление на операцию, и Дэвид решил проявить терпение.
— Полет Миражей действует не так, как… — Вертиго задумался, следует ли ему вдаваться в подробности, — …как остальные факторы. Механизм еще полностью не изучен, мы лишь наблюдаем видимый процесс. Констатация фактов. Вы можете до последнего сохранять реакцию и мышечную силу, но настанет момент, когда пойдет массовое отмирание нейронов. Раз — и все. Необратимо, и за одно мгновение. В моей практике случалось подобное. Не стоит надеяться на чудо.
— Достойная медицина в каждый дом — лучшее чудо для гражданина, — процитировал Дэвид привычные надписи на городских плакатах, висевших у входа в каждую казенную клинику. Так он ощущал спокойствие, когда повторял эти слова.
— Рад, что кто-то еще вдохновляется этими лозунгами, — поддев сухими пальцами полы бирюзового халата, доктор устроился за рабочим столом. — Власть к корпорациям перешла довольно бескровно, какая революция может этим похвастаться? Плакаты… они везде. Оставить ошметки социализма на стенах было не самым плохим решением. Хотя бы этому стоит порадоваться.