На панели высветились простые цифры — 6:252. Ошибка.
— Когда человек испытывает боль, приборы отображают всплеск активности ноцицепторов — болевых рецепторов. Сейчас аппарат фиксирует повреждение кожи и мышц, но боли нет, — Андрей указал на цифру на дисплее. — Поэтому несоответствие принимаемых сигналов выходит на экран. Двадцать один — четыре. Это код ошибки.
— Что это может значить?
— Пока не знаю…
Андрей достал из-за пазухи зажигалку и чиркнул кремнием, вспыхнуло маленькое пламя. Тепло согревало сырость, Андрей поднес огонь к бескровной ране на руке Аллиенс и попытался поджечь плоть. В воздухе послышался запах паленого мяса. Прибор снова выдал ошибку.
— Совсем пустые сосуды, — не без волнения произнес Дэвид, вынув нос из воротника. — В них и не положишь ничего, кроме ошибок.
Огонь резко потух. Андрей перестал мучить Аллиенс, которой было все равно на ее мучения. Следопыт посмотрел на Дэвида с интересом:
— Если ты продолжишь говорить нужные слова в нужное время, может, я и изменю свое мнение о тебе, — сказал он, убирая зажигалку во внутренний карман пиджака. — Самоубийцы Полета Миражей изменили свое тело, и сейчас оно высохло, превратившись в пустой сосуд. Их тела не воспринимают не еду, ни питье. Их метаболизм практически нулевой — вот такой вот медицинский феномен. Конечная точка изменения своего тела — полная утрата души. Самоубийство. Вот почему Нэнсис не выбрала еще один объект киборгизации, типа «Бельтреса», а выбрала кладбища! Шесть, двести пятьдесят два. Ошибка — это все, что наполняет сосуд без души. Это и есть наша хлебная крошка.
— Цифры? Это номер какого-нибудь закона?
— Нет. Цифры — это окончательный ответ. Нэнсис хочет загадать на новую загадку там, где находится ответ на первую. А ответ на первую загадку — ошибка. Очень крупная ошибка.
— Крупнее, чем пустые тела?
— Возможно, — Андрей убрал за пазуху зажигалку. — Дэвид, что у нас на координатах 6:252?
— Для точных координат этих цифр мало, — пробубнил Дэвид, рассматривая гало-интерактив карты на браслете.
— Прибавь нули если нужно и скажи примерно.
— На севере находятся кратеры Серпантида, а на юге плато с гигантскими сосудами Кассини, — и тут Дэвид осекся, — Сосуды…
Андрей расплылся в улыбке:
— Ну что, пойдем ловить нашу большую ошибку?
Слишком быстрым был этот следопыт, он даже не дождался ответа. Дэвид поплелся за ним, гадая: если кто-нибудь еще разгадает загадку, что станет со всеми этими людьми? Чем больше ошибок, тем больше раненых памятников. Он настолько разволновался, что спросил об этом Андрея.
— Эту загадку разгадают гораздо больше людей, чем ты думаешь, — дверь арки скрипнули, выпуская посетителей. Навстречу им уже двигалась живая толпа, и все посадочные площадки были заняты. — К утру на Марсе не останется ни одного живого самоубийцы. Пустые сосуды разобьют, а кладбища станут чистыми.
Глава 12. Чистый
Вначале его окружала только темнота, и иногда он слышал слова. Они были такими легкими, как ничего. Он не знал, что они означают, только чувствовал серию вибраций. Не снаружи, а внутри, в маленьком тельце. Они были похожими на дыхание — это он потом узнал, что означает дыхание… а пока что «мм», «аа», а потом целый ворох звуков и они сложились в слова, он не помнил почему. Помнил только, когда начал быть, но это было давно. Он узрел первые сны, когда солнце лизнуло черные бока. Оно было теплым и сладким, он тоже только потом узнал, что такое солнце.
Все вспыхнуло и птицы понеслись над водою. То, что это именно птицы он уже знал, и что они умеют летать, и что такое летать тоже, их образы пришли ему во снах. Как и многие другие, которые взялись из ниоткуда. Оказывается, можно просто помнить, даже если ты только что родился.
Сначала все было несвязно, и птицы падали в воду и тонули. Но потом их крылья стали прочными, как темнота за ними, пышные перья сплавились между собой, и из них выросли целые острова, а за ними — земли. Из снов приходили все новые и новые картинки, и он замирал, не в силах прикоснуться к этой красоте. Он просто смотрел. Это было давно.
— Кто здесь? — сказал он впервые и удивился, что умеет говорить. То, что это было удивление он тоже видел в своих снах. Знал он и цифры. И звезды, и облака. И цвета тоже. Да, цвета он познал почти сразу. Это было самое приятное. Приятное — то же самое, что удивление, только согревается лучами солнца. Приятное птицы несут в своих клювах, а потом бросают его вниз. Оно цепляется за перья, выпавшие из их крыльев и щекочет его изнутри. Хорошо.