— Что случилось? — спрашиваю я, не успев подумать. — Я что-то сделала?
— Всё в порядке, Сэди, — шепчет она, снова подзывая меня. Я сижу, выпрямив спину и напряжённо глядя только на неё.
— Мы просто хотим спросить тебя о твоём тренере.
— Тренере Келли? — она кивает. — О, ну, он был моим тренером с тех пор, как мне исполнилось, наверное, лет одиннадцать? Он поехал за мной сюда. Хм, он и раньше помогал мне с моими братьями, но… — я делаю ещё один вдох, потому что не знаю, чего они от меня ждут.
Хотя ясно, что они чего-то ждут.
Риз ломается первым:
— Он никогда не причинял тебе боли? Не перетренировывал тебя?
Я осторожно подбираю слова:
— Всё, что он делает, он делает потому, что верит в меня. Он может быть жёстким, но это только потому, что он любит меня.
От моих слов Риз только сердито фыркает, его руки оказываются по обе стороны моего тела, и он выводит монитор компьютера из спящего режима. На нём, в развёрнутом виде, видео — ролик с соревнований многолетней давности. Он длится четыре часа, но где-то на середине стоит пауза.
Я знала, что видео где-то есть, но это не было каким-то крупным соревнованием, поэтому я никогда не думала, что он его найдёт.
Но вот оно, прокручивается у меня в голове, как бесконечный кошмарный цикл. Мне пятнадцать, я одета в красно-чёрное платье и заканчиваю номер, который до сих пор знаю, как свои пять пальцев. Я упала во время комбинации, которая должна была обеспечить мне первое место и шанс попасть на олимпийские отборочные соревнования, но я не могла избавиться от тревоги, поэтому остальные мои движения и вращения были дёргаными, механическими, лишёнными чувств.
Видно, как я волнуюсь, когда вся красная и со слезами на глазах подхожу к своему тренеру, который в ярости. Он крепко хватает меня за шею — даже на камеру видно, как он ругает меня, шепча что-то на ухо.
Я ненавижу его сейчас, я жду, что вот-вот одерну руку, дам ему пощёчину, оттолкну или закачу истерику. Вместо этого я прижимаюсь к нему, цепляясь за него, как за свой якорь, несмотря на то, что он сжимает мои плечи под курткой, которую накинул мне на них. Я до сих пор почти слышу его слова.
Ты выглядишь уставшей, потеряла равновесие.
Слабые лодыжки — это не то, что я могу исправить, ужас. Ты должна тренироваться усерднее.
Я всегда старалась быть полезной, подталкивать себя, — думала я. В отличие от других девочек в моей группе, у меня не было родителей, которые могли бы наблюдать за мной и подбадривать, или семьи фигуристов на пенсии, которые могли бы меня тренировать. Я была одна, пока меня не нашёл тренер Келли.
— Тебе это кажется нормальным? — спрашивает Риз, скрестив руки на груди, на его лице ясно читается гнев.
Когда я открываю рот, у меня не находится слов, но я ожидаю реакции его родителей.
— Он был моим тренером с одиннадцати лет, — это неправильные слова, но больше ничего не выходит. — Он… он любит меня, но просто давит. Это неплохо.
Ложь, ложь, ложь.
Чья-то рука опускается на моё плечо так внезапно, что я вздрагиваю, наблюдая, как мистер Котески отстраняется с мрачным выражением лица и извиняющимися глазами. Но Анна обхватывает меня сзади, её подбородок опускается на мою макушку, и она прижимает меня к себе.
— Ты не сделала ничего плохого, — шепчет она мне в волосы. — Ничего, ясно? Но ты заслуживаешь лучшего, чем это.
— Я не…
— Сэди, — зовёт меня Риз. Он всё ещё злится, но его суровое выражение лица смягчается, когда он смотрит на меня. — Ты должна заявить на него.
Я не могу говорить, язык не слушается. Только когда его мама крепко обнимает меня, я понимаю, что дрожу.
Слёзы текут легко, и Анна Котески держит меня в объятиях, пока они не заканчиваются.
Риз следует за мной наверх после того, как я укладываю братьев в их временных комнатах.
— Я не знаю, куда мне идти, — признаюсь я, чувствуя, как безнадёжность и потерянность поднимаются у меня в животе, пока не сжимают горло. — Я не…
— Иди сюда, Грэй, — шепчет он, раскрывая руки, чтобы я могла забраться в безопасное, тёплое пространство его объятий. Он просто держит меня в своих объятиях, шепча нежные слова мне на ухо и осыпая поцелуями мою голову и лоб.
— Прости, что оттолкнула тебя, — шепчу я в ткань его рубашки.
— Я всё равно не собирался никуда уходить, — он усмехается, но его слова серьёзны, даже когда он пытается вызвать у меня улыбку.
Это срабатывает, как и всегда.
Я слегка отстраняюсь, сжимая в кулаках его рубашку на талии. Как будто я, на всякий случай, держусь изо всех сил. Но если этот мужчина и показал мне что-то, так это то, что он не уйдёт.