— Кросби не самый быстрый. А ты поклялась, что будешь здесь, чтобы посмотреть, — обвиняет Оливер, нахмурив брови и раскрасневшись.
— Оливер, киллер, прости. Я обещаю, что буду здесь…
— Ты говоришь это каждый раз, но не приходишь только из-за него, — он выплёвывает это слово, как яд, и она отводит взгляд.
Ясно, что кто бы ни был этот «он», он постоянно создаёт им проблемы. Может, парень? Я скрещиваю руки на груди, чувствуя, что отчасти согласен с Челси.
— Как насчёт того, чтобы показать мне сейчас? — предлагает она с надеждой в голосе, пытаясь изменить ситуацию. — Дай мне минутку, чтобы надеть коньки, и я даже побегу с тобой на перегонки…
— Вообще-то, — перебивает её Челси. — Нам пора уходить со льда. Они должны очистить его перед сегодняшней игрой пивной лиги. Пойдем, Оливер, возьмём тебе печенье со стола с закусками. Я оставила немного для тебя.
Оливер следует за Челси, когда она вместе с ним катится к выходу, и я только сейчас понимаю, что девушка смотрит на меня, нахмурив брови.
Чувствуя себя так, как никогда не чувствовал себя до аварии, я выпрямляю спину и расправляю плечи. На мгновение мои руки безвольно повисают по бокам, но почему-то так кажется ещё хуже. Поэтому я скрещиваю их, прежде чем почувствовать себя ещё более нелепо и опустить их, нащупывая одной рукой карман.
— Кто этот здоровяк?
Она бросает взгляд на Лиама, приподнимая бровь, прежде чем он улыбается:
— О, да, я знаю — остерегаться незнакомцев, но это Риз.
— Я не знаю, кто такой Риз.
— Он поможет нам по-настоящему преуспеть в хоккее, — говорит Лиам как раз в тот момент, когда его коньки выскальзывают из-под него, и он скользит на лёд животом вниз.
Я немедленно тянусь к нему, легко поднимаю и держу за руки, пока он снова не обретёт равновесие. Довольно легко, особенно после того, как я повторил этот процесс раз двадцать за последний час.
— Ты в порядке? — спрашиваю я, наклоняясь до его уровня и посылая еще одну быструю, хотя и сдержанную улыбку девушке, смотрящей на нас сверху вниз. Немного жду чего-нибудь — улыбки, одобрительного возгласа, «Как мило» или «Ты так ладишь с детьми». Раньше это была обычная реакция на моё лёгкое обаяние. Но она не отвечает мне ничем, кроме широко раскрытого пустого взгляда.
Я ненавижу это чувство, когда кажется, что её кошачьи серые глаза видят всё. Как будто со мной что-то физически не так, что-то, что сигнализирует о полном дерьме, скрытом под моей кожей.
— Я в порядке, — отвечает Лиам, катясь вперёд на дрожащих ногах. — Риз — лучший хоккеист.
— А-а, — она кивает, по-прежнему не сводя с меня глаз. — Ладно, приятель, попрощайся с лучшим хоккеистом. Пора домой.
— Пока, Риз! На следующей неделе я привезу свой шлем. На нём есть наклейки, — практически кричит Лиам, быстро поднимаясь после очередного падения, прежде чем снова попытаться завыть вместе со мной. Я знаю, что должен присоединиться к нему, чтобы он чувствовал себя моим другом, но в моей груди что-то давит, не давая мне двигаться, не говоря уже о том, чтобы дышать.
Он ещё дважды падает по пути к бортам и трибунам, где Оливер развязывает шнурки на коньках, внимательно наблюдая за тем местом, где всё ещё стоит девушка, как будто он беспокоится о ней, несмотря на свой гнев.
Она показывает ему язык, её чёлка и множество выбившихся прядей шелковистых каштановых волос развеваются и кружатся вокруг лица. Я жду мгновение, собираясь представиться, когда замечаю логотип на её сумке.
— Ты учишься в Уотерфелле?
Не только в Уотерфелле, в конце логотипа вышиты коньки: фигурное катание.
Она так быстро разворачивается ко мне, что теряет равновесие. Я хватаю её, не удивляясь тому, что она лёгкая, как пёрышко, из-за своего маленького роста, и ставлю обратно на твёрдый лёд, прежде чем она успевает моргнуть.
Я не помню её имени, знал ли я когда-нибудь, но я помню её. Я и раньше видел, как она входила в комплекс и выходила из него, всегда в какой-то спешке, всегда с трудом собиралась с мыслями.
Но больше всего меня поражает воспоминание о том, как однажды она ворвалась на нашу тренировку, которая закончилась с опозданием, и кричала так, что наш тренер еле сдерживался, прежде чем высокий мужчина с суровым лицом подхватил её за талию и унес прочь.
Я запомнил это лучше всего, потому что остался после, задержавшись на мгновение в туннелях, когда она включила громкую, энергичную музыку и выехала на изрезанный лёд, не давая «Замбони» расчищать его, пока она каталась так, будто хотела кого-то убить.