— Хватит с меня и своих забот, — твердила тетя Даша. — Я всю ночь по городу бегала — и в милиции была, и в больнице… Нет, довольно! Завтра же отправляю вас домой. Пусть уж ваши родители с ног сбиваются да валерьянку пьют…
Напрасно старались мы объяснить, что на столике в нашей комнате оставили записку. Тетя Даша и слушать ничего не хотела.
— Никаких записок я не находила. Да и живу, кажется, не за семь верст — можно было бы и без записок обойтись.
— Так ведь это же тайна была, тетя Даша.
— Вы меня этой вашей тайной чуть до инфаркта не довели.
Наверно, Дарья Григорьевна непременно выполнила бы свою угрозу и действительно отправила нас в Москву, если бы к нам неожиданно не пришла подмога в лице Ивана Кузьмича.
Он вернулся с обычной своей прогулки, когда мы, сидя за столом и от слов тети Даши оба сразу потеряв аппетит, уныло болтали ложками в тарелках.
— А, искатели древних кладов? Живы и здоровы?
Женька мрачно взглянул на него и отвернулся.
— Ну, не сердитесь, не сердитесь, — произнес Иван Кузьмич, присаживаясь рядом со мной. — И вы, Дарья Григорьевна, их не ругайте. Ведь, по совести говоря, это я во всем виноват. Не мог, знаете ли придумать, чем занять наших рыцарей в дождливую погоду. Ну а тут и подвернулся мне твой, Сережа, Шерлок Холмс. Пляшущие человечки… Вот я и придумал эту дурацкую затею с кладом… Но, признаюсь, я никак не предполагал, что вы уйдете ночью в лес этот древний клад разыскивать.
— Да пусть бы шли, — досадливо вмешалась тетя Даша. — Только предупредить надо.
— Если бы вы записку нашли… — угрюмо пробормотал Женька.
— Позвольте, позвольте! — воскликнул Иван Кузьмич. — Не это ли послание вы имеете в виду? Только что нашел. Зацепилось, знаете ли, за ветку сирени.
Он порылся в кармане и положил на стол нашу записку.
— Она! — торжествующе выдохнул Женька.
Тетя Даша взяла листок и повертела его перед глазами. Не знаю, заступничество ли Ивана Кузьмича или вид нашей злополучной записки так подействовал на Дарью Григорьевну, только она улыбнулась и сказала, видно, совсем перестав сердиться:
— Ладно уж, никого казнить не буду.
У нас с Женькой в единый миг появился волчий аппетит. Мгновенно очистив свои тарелки, мы попросили добавки и, уписывая вторую порцию борща, наперебой, захлебываясь словами и давясь капустой, рассказывали Ивану Кузьмичу и тете Даше про нашу необычайную находку.
Пока мы ели второе, тетя Даша и Иван Кузьмич разглядывали бумаги и документы, которые Женька вывалил из майки на стол. На старого ученого стоило посмотреть. Понятное дело: ведь он никак не ожидал, что в указанном им наугад месте мы что-нибудь обнаружим. И вдруг!.. Есть чему удивиться. Однако с каждой минутой лицо Ивана Кузьмича становилось все серьезнее. Старик пощипывал бородку, и густые брови нависли над глазами, словно два шалашика.
— М-да… — произнес он свое любимое выражение, откидываясь на спинку стула, и вдруг, хлопнув себя ладонями по коленям, воскликнул: — Поразительно! Невероятно! Да понимаете ли вы, какой бесценный клад нашли?
Кажется, он удивился еще больше, когда Женька, уверенно тряхнув головой, ответил:
— Конечно, понимаем.
— И что же вы собираетесь делать с этими бумагами?
— Да ясно, Иван Кузьмич, — произнес мой товарищ. — Эти бумаги, конечно, надо в музей сдать. Мы понимаем…
— Хорошо, что понимаете, — успокаиваясь, сказал Иван Кузьмич и снова откинулся на спинку стула.
— Мы все передадим, — продолжал Женька. — Только сперва попробуем сами… Попробуем сами прочитать… Так ведь можно?
— Разумеется, можно. Даже нужно. — Иван Кузьмич опять наклонился к нам и хитро прищурился. — Уж если сумели разобраться в шифре «старца Пафнутия», то, уверен, сможете разобрать и эту загадку.
Он медленно поднялся со стула, взял свою палку и, шаркая ногами, двинулся к своей лестнице. Но, взявшись за перила, обернулся:
— В юности я увлекался коллекционированием марок. Так вот вам совет старого филателиста: если вздумаете разлепить странички в партийном билете, подержите его над паром — лучше всего возле носика кипящего чайника.
И, сказав это, старый жилец стал подниматься по лестнице.
Когда наверху скрипнула дверь, тетя Даша, все это время сидевшая молча, вздохнула и подперла голову кулаком.
— А у них, поди, родные есть… — тихо произнесла она, глядя на лежавшие перед нею бумаги.