Потом я стал высматривать наружные окна, пытаясь своим проникающим взглядом оценить особенности местной архитектуры. И тут меня ждало еще одно разочарование. Мой трюк не помогал, мозги каким-то образом не работали в нужном направлении. Нет, я, конечно, что-то видел, что-то стало ясно уже после того, как я рассмотрел эркеры, расположение окон и форму крыши… Но дальше внешних комнат ничего не наблюдалось.
Беда была еще в том, что я не знал, как работает эта моя особенность, и не мог ее подстегнуть, пришпорить или хотя бы на понятийном уровне разобраться с ней усилием воли. Промучившись почти полчаса, я отказался от своей идеи, лишь осознав, что под особняком находятся настоящие катакомбы, которые должны были спасти людей на случай внезапной массированной бомбардировки.
К этому времени стало совсем темно, и я натянул на себя усилитель зрения. Это существенно изменило возможности наблюдения. Так, например, я рассмотрел все посты, частично даже те, которые находились на крыше зданий, и многие, сооруженные во внутреннем дворике. Их занимали уже не люди Очуркина, а личные гвардейцы диктатора. Харьковчан тоже было немало, вернее, их было чуть ли не больше, чем очуркинцев. Я даже немного возгордился, что заставил этого негодяя так раскошелиться – привезти с собой в Московию чуть не полубатальон бугаев. От их золотых позументов по мундирам цвета старого кирпича рябило в глазах.
Усилитель зрения, конечно, позволял откорректировать цветовую гамму, но я не стал этого делать, должно быть, потому, что мне хотелось рассматривать этих остолопов в клоунском наряде, не как серьезных бойцов. И это, возможно, спровоцировало следующую мою неудачу. Хотя не только это.
Убедившись, что я не многое могу разобрать с помощью своего приборчика, я выволок из багажника байкера следующий козырь – прицел от импульсной пушки, но с ним получилась та же история, что и с проникающим зрением. Он довольно подробно обозначал внешние помещения, но не дальше. Невероятно, но я даже не пробился в подземелье имения, которое каким-то образом сумел засечь без приборов. Вероятно, в стены конструктивно был заложен какой-то экран, который делал способ слежки посредством прицела неэффективным.
С изрядной долей раздражения я спрятал свои технические игрушки и подумал было, что смогу что-то рассмотреть в этом особняке, если понаблюдаю за ним с другой точки. Но после недолгого раздумья решил этого не делать. Вероятнее всего, я бы и там ничего не добился – если уж строители закрыли особняк от наблюдения с этой стороны, они сделали это по всему периметру.
Оставалась последняя хитрость. Я попытался представить себе внутреннее устройство всех сооружений имения, пользуясь сознанием охраны, выбирая из толпы этих идиотов самых ментально слабых типов, которых можно было читать едва ли не как световую рекламу. И это оказалась моя последняя ошибка, совершенная в тот вечер.
Не успел я даже как следует пошарить по охранникам, выбирая тех, кто лучше других знал, где находится Сапегов, как понял, что меня засекли. Узкий, плотный, как свет, луч моего внимания послужил указателем моего нынешнего расположения не менее определенно, чем школьная указка. Нужно было сматываться, и весьма резво.
Я спустился с дерева, когда роту кирпично-золотых харьковчан вывели из казармы, в которой они находились, но еще не построили и даже не определили направление поисков. Уложиться и спрятать самые явные следы моего присутствия я сумел, когда через поле ко мне рванули ребята Очуркина, а кирпичные выкатили на таком количестве транспорта, что больше напоминали саранчу, чем нормальную погоню.
А вот с места я сорвался, когда уже очень сильно ощущал в сознании внимание не одного, а нескольких мощных телепатов, которые вовсе не хотели меня терять и следили за мной, даже каким-то образом обходя блокировку защитного шлема, который я первым делом, конечно, надвинул на голову.
Разумеется, я почти сразу поднял байкер в воздух, чтобы не тормозиться на мелких речушках, овражках или корнях деревьев. Это оставляло за мной легко читаемый в инфракрасных визорах след, но я не зря столько катался по окрестностям, я уже придумал, как погашу его, перескочив через изрядную цепочку прудиков на минимальной высоте. Над водой этот след затухал за считаные секунды, и в этом было мое спасение.
За четверть часа я одолел почти двадцать километров очень сложных для преследования препятствий, перестал наконец ощущать харьковских телепатов, и опустился на обычную бетонную дорожку, узенькую как тропа, сделанную для пеших прогулок. На ней след от моего бегства должен был читаться только феноменами класса Абдрашита Самойлова. Но его в имении не было, иначе он поймал бы меня раньше. И сделал это незаметно.
Я скинул шлем и очень осторожно, на самых обычных для нормального человека уровнях попытался понять, где находились мои преследователи. И лишь тогда понял, что ничего толком не добился.
45
Облава позади меня рассеялась веером, а несколько групп даже ушли на предельной скорости вперед, чтобы попытаться обогнать меня, пока я должен был петлять, и взять меня в окружение. И им это удалось. Вернее, я пока не придумал, как отделаться от тех, кто ждал меня впереди, примерно там, куда бы я непременно сунулся, если бы не сориентировался. Еще где-то на грани моей способности считывать ситуацию появились вертолеты, которые приближались к этой местности, а совсем далеко, пожалуй, что из самой Москвы, на бешеной скорости шло подкрепление, чтобы занять имение, ослабленное ушедшими в погоню охранниками.
Все это было серьезно. Но все-таки против меня этих сил было маловато. Потому что, как сбрасывать преследование на пересеченной местности, я мог бы поучить тех, кто учил моих преследователей. За свою безопасность я не опасался ни на мгновение дольше, едва стал невидим для ментатов из особняка. И хотя они потеряли меня не сразу, я был благодарен, что они так долго меня держали на пике своего внимания. Теперь я очень хорошо знал, какими возможностями обладали эти ребята с огромными черепами, которых Сапегов привез с собой.
Конечно, была вероятность того, что они пока использовали не все свои приемчики, но все-таки я надеялся, что в этом-то не ошибаюсь. Эти ребята были сильны как телепаты, совсем неплохо умели делать первичный анализ ситуации, но особенным хитростям их не учили, они их просто не знали. Сказывалась провинциальная зашоренность, отсутствие школы, отсутствие постоянного соперничества, борьбы хотя бы с равным по силе противником.
Получив передышку, я попытался ментально определить расстояния до всех участников этой игры. Это потребовало минут семь или даже девять. Когда работаешь с такими сложными эффектами, как телепатическое определение расстояния, время летит незаметно. Вот я и подзадержался. Зато потом понял, что сумею выскочить из сжимающихся клещей, которые надвигались спереди и подпирали сзади.
Прикинув, что к чему, я решил, что ребята на дальнем фланге мне нравятся больше. Уж очень они рассеялись, полагая, что так далеко я не продвинусь, и кроме того, там не было гончих. А это было важно, механические гончие – только эта часть погони и оставалась достаточно объективной, чтобы определить, где я и что я.
В общем, я рванулся на дальний фланг погони, раздумывая по пути, как заставить преследователей наделать ошибок. И хотя мне пришлось крутиться между темными деревьями как сумасшедшему, прорываться через кусты орешника так резко, словно меня пропускали как николаевского солдата сквозь строй, я придумал, что нужно делать дальше… Вот только следовало найти подходящую жертву.
Разумеется, я бы никогда не прошел через этот лесок с такой скоростью, какая была нужна, даже с усилителем зрения, который я ухитрился вставить вместо забрала защитного шлема, если бы чистое везенье пару раз откровенно не спасало мне жизнь.