— Придется еще раз пояснить вам. Религию можно образно сравнить с выпуклой линзой — лупой. Она концентрирует солнечные лучи в пучок, направляя их энергию в одну точку. Тогда и происходит чудо. Бумажка или деревяшка, на которой сфокусирован солнечный свет, загорается. Религия, подобно этой линзе, концентрирует добро и мудрость многих сотен веков и показывает разные чудеса людям, направляя их к свету.
— Ага, ты бы еще ее с залупой сравнил, — заржал Гнида.
— Залупу тебе на воротник, чтобы шея не потела и подворотничок не пачкался, — засмеялся Лось.
— Ти красива на лиці, як залупа на кінці! — заржал Кабан, он был родом с Украины.
— Да что с этими «интеллигентами» разговаривать, батюшка. Ты бы лучше меня исповедовал.
— Хорошо, Монах. Давай отойдем немного.
— Вот сюда, здесь возле параши им не слыхать.
— А что ты, сын мой, хочешь мне поведать?
— Понимаешь, батя, тебя хотят убить. Указание такое ментовское начальство дало. И малява по этому поводу была от типа красного ихнего смотрящего города Иркутска. А перед смертью твоей, опустить тебя должны, отпидорасить и сделать на время мучений и издевательств водолазом, чтобы ты был и морально и физически раздавлен. Лось с Кабаном, они ведь тоже, хоть и звери, но из низшей касты — козлов. Давно сотрудничают с ментовской властью. Правда моя каста самая низшая — петухи. Мы неприкосновенные, потому что если прикоснешься, то ты автоматически становишься петухом. А значит и убить тебя правильному зэку не западло. Вот Гнида и должен привести приговор в исполнение.
— Че-то я не пойму водолазом — это как? Тут в камере ни реки, ни водоема, ни даже бассейна нет. Проясни мне эту заморочку, эту блатную тему.
— В самой касте опущенных также присутствует своя иерархия, в которой всем заведуют «главные петухи». Они свободно издеваются над нижестоящими, эксплуатируют их. Опустить в зоне могут за разные проступки, например, передача информации сотрудникам исправительного учреждения или полиции, кражи имущества заключенных (крысятничество), за изнасилование на воле или убийство несовершеннолетних, несоблюдение правил гигиены на зоне, невозврат карточных долгов, за то, что ты бывший сотрудник полиции или у тебя имеются родственники, работающие в полиции, или ты по жизни своей гомосексуалист.
По понятиям водолаз — это один из представителей касты опущенных, который принимает на себя выхлопные газы блатных арестантов. Когда авторитетный осужденный желает выпустить из себя кишечные газы, он кричит: «Пацан хочет пернуть». Водолаз должен стремительно, но на четвереньках, как собачка, подбежать и, охватив своими губами анус кричащего, принять непосредственно в свой рот зловонный выхлоп из вонючего очка блатной жопы. Потом, так же на четвереньках, подбежать к окну и выдохнуть все принятое ранее на себя газовое содержимое на улицу. Если в камеру просочится хоть немного вони, то водолаз за плохую работу может быть жестоко наказан. Так арестанты главной масти демонстрируют свое превосходство в тюремной иерархии и подчеркивают унизительное положение петухов и водолазов из низшей масти.
— Вот нихрена себе нежданчик, — удивился Иван.
— Я, отче, раньше был правильным и крутым пацаном. Характером неуступчивым и дерзким обладал, но меня обломали. А покончить с собой после этого силы духа не хватило. Попал я в очередной раз за обычный уличный мордобой в тюремную камеру. Там смотрящим был Лютый — выродок, типа Гниды. Он о моей матери типа грязно отозвался. Я полез в залупу. Драка была недолгой. Меня вырубили его подручные. И потом в бессознательном состоянии с проломленной башкой меня насиловали всей камерой по приказу Лютого. Правильный пацан Моня, наш сокамерник, отказался выполнять приказ беспредельщика. Его тоже опустили… Я понимаю, что если человек опускается на колени, он всем становится по фуй…
— Да уж, нелегкая тебе судьба, Монах, досталась. Сочувствую. Но все равно надо жить. А звать-то тебя как, сын мой?
— Мишка Монастырев я. По фамилии и погоняло…
— Миша, ты за меня не беспокойся.
— Как же не беспокоиться-то?
— Я сам за себя постою. А ты спать на нары ложись рядом со мною. Мы вдвоем сможем противостоять этим падлючим гадам.
— Хорошо, отче. Только мне боязно.
— Не бзди, пацан. Все будет хорошо.
— Хотелось бы в это верить, и что я пацан тоже.
— Конечно, пацан. Ты ведь не виноват.
— Никогда тебя, батя, не забуду, — Мишка заплакал горькими слезами, почти как маленький ребенок.