Тогда же я столкнулся с эдаким проявлением двуличности.
— Сереженька, мой хороший, — ворковала мама Бути (это кличка Сереги Павловского), моего одноклассника, встречая меня в прихожей своей трехкомнатной квартиры, когда я приходил звать друга на улицу.
— Сыночек, ты там тепленькие пирожки, которые я напекла, Сережке Решетникову на улице не давай, кушай сам, — кричала она из кухни, не видя меня, пришедшего уже в другой раз за Бутей, стоящего в ожидании в коридоре.
«Как же так можно относиться к человеку, ко мне?» — горько щемило в моем сердце.
Но на улице кто-то кричал: «Сорок восемь, половинку просим!» И Бутя непринужденно отламывал кусок вожделенного пирожка. Удачливый победитель делился своей добычей с другими мальчишками. Все дружно смеялись. Было весело, и обида проходила сама собой.
Потом мы всей толпой ходили ко мне домой смотреть телик, подаренный нам бабушкой Верой Решетниковой, мамой моего отца. Телевизоры тогда были далеко не в каждой семье. У нас был аппарат с линзой перед экраном для увеличения изображения. Она заполнялась водой. Каждый из нас развлекался, засовывая фигушку между экраном и линзой. От этого фигура из трех пальцев становилась сказочно большой и забавной. Тот телевизор, ленинградского производства, назывался КВН-49. Он был разработан инженерами Кенигсоном, Варшавским и Николаевским. Отсюда и его название.
Потом моя мама нас чем-то угощала, и мы бежали опять на улицу, чтобы играть в футбол, лазить по крышам и подвалам.
Роман я так и не написал. Да и сейчас вряд ли бы его осилил. Слишком сложная тема. Однако, своим юношеским выводам находил подтверждение в молодой жизни.
Работая после института в Управлении комплектации оборудованием дирекции строящихся предприятий Усть-Илимского ЛПК, я столкнулся с твердостью слова руководителя. Дело было так. Начальник управления Валентин Сергеевич Зверев, принимая на работу, назвал мой оклад в сто двадцать рублей. А оказалось, что вакансия была только на сто пятнадцать рублей. Я слышал, как с третьего этажа нашего административного здания доносился шум. Кричали друг на друга заместитель генерального директора Валентин Васильевич Якушев и мой новый начальник Валентин Сергеевич. Зверев требовал безусловного исполнения своего обещания по размеру должностного оклада для молодого специалиста. Но управление по труду и заработной плате без его ведома урезало ставку, и Якушев приказывал подчиниться этому факту. В результате напора Валентина Сергеевича заместитель генерального директора сдался. Зверев спустился к нам на второй этаж раскрасневшимся и возбужденным.
— Сергей, работай. Все будет так, как я тебе обещал! — сказал он мне, немного успокоившись.
Я работал. Коллектив был хорошим. Меня любили, наверное, за сообразительность, работоспособность и юморной нрав. Когда внезапно в Иркутске в 1976 году скончался мой папа, все инженеры искренне сочувствовали моему горю. Они собрали мне воистину космическую сумму денег (по тем временам, конечно) — более ста рублей! Валентин Сергеевич оформил мне служебную командировку. Надо было попутно решать какие-то вопросы в Иркутской областной «Медтехнике». И я поехал провожать отца в последний путь.
— Денег с избытком, — говорил мне кто-то, — приоденься, купи себе костюм.
Но как такое может быть? Мне же собрали эти средства для отца, и я отдал их все до копеечки моей бабушке, пережившей своего сына. Нам было тяжело, скорбное чувство утраты щемило сердце. Но с этим уже ничего сделать было нельзя.
Потом, по возвращении в Усть-Илимск, ко мне подошел интеллигентного вида заместитель начальника управления, назову его Юрием Шкуркиным, чтобы поручить какое-то дело, к которому я не имел ни малейшего отношения. Этот человек не нравился мне с самой первой встречи. Вроде в пиджаке с галстуком, рубаха наглажена, улыбка на лице. Но какой-то он не наш, недоброжелательный, что ли. Я вежливо отказался от его поручения. Что же потом пришлось услышать в ответ?
— Сережа, мы тебе собрали много денег на поездку в Иркутск на похороны твоего папы…, — он не успел договорить, увидев мой взгляд и стушевавшись, пошел прочь.
«Ах, ты, падла, — кричали мои глаза. — Разве можно таким спекулировать? — я сейчас тресну тебе промеж глаз!»