В кабинете директора, кроме крёстного, находилась низенькая полная женщина с нелепым пучком волос на голове и толстых очках в круглой роговой оправе. Это была преподавательница математики, с урока которой я практически по собственной инициативе был изгнан.
— Дмитрий Александрович, — сразу с порога начал воспитывать меня Вячеслав, — на вас поступила жалоба от старшего преподавателя точных наук Каткус.
Я в это время не смотрел на него, а разглядывая интерьер кабинета. Ничего так, уютненько. Много полок, забитых книгами, массивный письменный стол, тяжёлое кресло во главе стола, несколько стульев, расставленных по всей комнате.
Троицкий стоял посреди кабинета. Старший преподаватель математики Каткус стояла рядом. Вот что за хам мой крёстный, даже стул даме не предложил. Скорее всего, он хочет от неё поскорее избавиться. Мне, соответственно, сесть также не предложили.
Тем временем молчание затянулось. Наконец, Вячеслав вздохнул и продолжил.
— В первый же день вашего присутствия в этой школы произошло несколько инцидентов. Начнём, пожалуй, с жалобы госпожи Каткус. Ответьте мне, Дмитрий, вы зачем довели до слёз заслуженного профессора математики, согласившуюся преподавать этот нелёгкий предмет в обычной школе для магов?
— Тоже мне — заслуженный профессор, — фыркнул я, — интересно, чем профессор заслужила своё заслуженное звание?
— Наумов! — Слава треснул ладонью по столу так, что женщина вздрогнула от неожиданности. Я же уставился в пол. — Объясни мне, зачем ты потребовал у профессора Каткус разъяснить тебе принципиальные различия между Эвклидовой геометрией и геометрией Лобачевского? — уже более спокойно спросил директор.
— Она же профессор математики, она должна знать такие вещи, — вскинулся я и зло уставился на крёстного.
— Для магов необходимо знать расчётные формулы и влияние констант для создания заклинаний, а не то, что ты так рьяно от неё допытывал, — процедил Троицкий. — И математика в рамках применения дара — это отдельная наука.
— Это не математика! То, что вы сейчас назвали математикой — это метафизика! Называйте все вещи своими именами! — взвился я. — И присваивайте звания профессорам согласно именно этим именам, а не так, как вам всем хочется.
— Тем не менее этот предмет называется математикой. Не мы придумали такое обозначение и не нам его менять. И ты должен, как минимум, уважать своих преподавателей! — похоже, крёстный забылся, раз перешёл на «ты». Скоро вообще будет Димкой меня называть. Но меня в этот момент тоже уже несло, а тормоза отключились напрочь. Да я чуть директора Славой не назвал, в самый последний момент удалось язык прикусить.
— Я не буду уважать даму, которая носит гордое звание профессора математики и при этом не знает элементарных вещей, — упрямо проговорил я.
— Каких, например? — Слава выпрямился и сложил руки на груди.
— Да, в прошлом тысячелетии войны с помощью логарифмической линейки выигрывали, а с помощью штангенциркуля люди в космос улетели! Как можно называться профессором математики и не знать такое?
— Вячеслав Викторович, может, я пойду отсюда? — пятясь к двери, пробормотала явно перепуганная женщина.
— Да-да, Лена, можете идти, — ответил ей директор, даже не взглянув в её сторону, продолжая прожигать меня яростным взглядом.
Профессор математики быстро вышла из кабинета, оставив меня с крёстным один на один. Я открыл было рот, чтобы высказать всё, что думаю о нём, о школе и вообще обо всём, но меня перебили.
— Закрой рот и слушай меня, — холодно произнёс крёстный. Я захлопнул рот, понимая, что шутки кончились. — Мне порой начинает казаться, что в твоей голове слишком много бесполезной информации и нет ни грамма нужной. Нужной тебе как магу. Потому что, что бы ты ни делал, каналы нельзя перекрыть. Это невозможно. Правда, родись ты не некромантом, был бы вариант высушить тебя до капли и пережечь тем самым твой источник. Но у тебя и этого варианта нет. Хочешь ты или нет, но ты маг, Дима. И потенциально очень сильный маг. Не делай свою и мою жизнь сложнее, чем она есть на самом деле.
Он замолчал, я же пытался с того места, на котором стоял, разглядеть, что написано на корешках книг. Нужно было что-то отвечать, но я не знал, что. Я пока так до конца не смирился. Наконец, подняв на Славу глаза, произнёс:
— Вся информация, которая хранится у меня в мозгах, является необходимой, для меня. Тем более что классическая математика, которой ты меня сейчас попрекаешь, неотъемлемая часть того, чем я планировал заниматься после окончания училища. До того как ты решил запихнуть меня сюда, — я говорил глухо, прекрасно осознавая, что с профессором Каткус поступил всё-таки не слишком хорошо. Надо бы, наверное, извиниться.