— Я не понимаю, что ты от меня хочешь? — прогнусавил он, прижимая окровавленный платок к своему носу.
— Не понимаешь? А я тебе сейчас объясню. Ты в курсе, что в некоторых странах до сих пор существует смертная казнь за воровство? Скажи спасибо, что так легко отделался. Но это только пока, — свет начал мигать так же, как в кабинете нашего куратора. Но я не обратил на этот феномен никакого внимания, продолжая пристально рассматривать сокурсника.
— Дима, прекрати, — спокойно сказал Рома, заставляя перевести на него взгляд. — Хватит. Объясни мне, что происходит, а потом дальше можешь избивать своего оппонента, размазывая его по ковру нашей гостиной.
— Ничего такого. Просто меня сейчас отчитали, как нашкодившего щенка в кабинете Бурмистровой! — взорвался я. — И знаешь за что? За то, что я списал у этого урода домашнюю работу!
— Ну это не повод его убивать, — усмехнулся Роман. Наигранная весёлость и стальной блеск светлых глаз.
Он был очень серьёзен. Слишком серьёзен. И в таком состоянии довольно опасен, как мне показалось. Не так опасен, конечно, как Гришка. Опаснее призрака на сегодняшний день в пределах всей Российской республики вряд ли можно было что-то найти. Но всё-таки вид Гаранина вызывал определённые опасения, и на конфликт с ним мне идти в данный момент не хотелось. Глядя Роману в глаза, я начал объясняться.
— Не знаю, Ром. Я впервые осознал, что пора прекращать вести себя, как полный кретин. Понял, что пора браться за ум и начинать учиться, и не только для того, чтобы не застрять в этой школе навечно. Я сделал все задания с особой тщательностью. Сегодня, как никогда, мне хотелось доказать, что я не такой умственно отсталый, каким вы все меня считаете. И что сделал он? Он просто нагло списал мою работу и представил как свою. Нет, я бы понял, если бы он спросил и хотя бы слова местами поменял, все мы не без греха. Но вот так… Меня никто никогда не унижал, как сегодня Бурмистрова в своём кабинете. Она не поверила ни единому моему слову. Ей было проще поверить, что у этого дегенерата проснулся зачаток разума, в отличие от меня. — Я замолчал, не отрывая взгляда от Гаранина. На Демидова я вообще старался не смотреть.
Весь мой боевой настрой начал пропадать. Да уж, всё-таки я слишком далёк от идеала Семьи Лазаревых. Гришка бы не остановился. Думаю, что влетело бы и Гаранину, и Демидову, и кому-нибудь ещё просто за компанию, и хорошо, если не до смерти.
— Это правда? — Лео повернулся к Душицыну, продолжающемуся вжиматься в спинку дивана под пристальным взглядом всего факультета.
— Нет, неправда! — завопил он. — Вы что ему поверили? Да он чуть меня не убил!
— А ну, цыц! — прикрикнул на него Гаранин. — Расскажи теперь свою версию происходящего. А потом мы проводим тебя в медпункт.
— Я ничего ни у кого не крал, — зло ответил Душицын. — Увидел, что на столе в гостиной лежат листы с набросками домашней работы. Я не знал, что это Наумов сделал! Он же никогда ничего не делал раньше!
— То есть ты, не спросив разрешения, не поинтересовавшись даже, кто владелец, просто списал и оставил всё как есть? Душницын, мне жаль твоего отца. Ты точно разоришь свой род. Если уж хочешь что-то сделать не совсем законное, нужно делать это так, чтобы никто не узнал. Я думаю, свою порцию наказания ты уже получил. Кто-нибудь уберите его с глаз долой, желательно в направлении медпункта, — проговорив это, Роман вновь обратился ко мне. — Где ты драться научился? Не припомню, чтобы Александр решал свои проблемы с помощью кулаков.
— Не поверишь, на улице, — ответил я, не глядя на него.
— Почему же не поверю, — задумчиво протянул Гаранин. — Зато становится понятно, где ты и других странных привычек нахватался, как собака блох. И куда только твои родители смотрели? — он покачал головой. — Ты, кстати, как, успокоился?
— Нет, — я отвернулся от него и теперь рассматривал стену.
— Ладно, Дима, я сейчас схожу и поговорю с Бурмистровой. — Наконец, взял слово Лео. — А ещё лучше, вынесу это на педсовет, который будет проходить сегодня.
— Не надо, — решительно произнёс я.
— Почему? — хором воскликнули Гаранин с Демидовым.
— Не надо ни с кем говорить. Я понял, какое отношение ко мне абсолютно всех за очень малым исключением в этой проклятой школе. Хоть говори, хоть не говори — ничего от этого не изменится. Извините меня, но больше я не приложу ни грамма усилий, чтобы кому-то угодить. — Не глядя ни на кого, я быстро поднялся к себе в комнату и закрыл дверь на ключ.