Эд изумлённо уставился на девушку. Ого! Он ожидал криков, праведного гнева оскорблённой души, ярости разбитого сердца. Да, чёрт возьми, он ожидал, что задел её за живое! Но нет, она спокойна, как танк!
— Я сентиментальная идиотка, — шипела девушка, меряя шагами сцену. — Наваждение сказала мне, что я должна, цитирую: «выжечь его из сердца». Она чувствует мои привязанности, она продолжит ими манипулировать, если я не смогу научиться, чёрт возьми, отпускать! Но это не морковку из огорода выдернуть! Это сложнее!
Эд видел, что она готова снова расплакаться. Он подошёл к ней и мягко взял за плечи. Девушка, вздрогнув, подняла на него глаза. К своему изумлению Эд отметил, что Марисса становится всё более материальной. Кажется, испытания идут ей на пользу.
— Скажи, я могу тебе чем-то помочь? — вкрадчиво спросил он, глядя ей в глаза.
— Да! — всхлипнула девушка. — Сделай это вместо меня! Сожги это чёртово зеркало! Я не могу! Не могу, это слишком сложно!
Она прижалась к его груди и заплакала. Ух ты. Эд даже как-то растерялся. Он неловко погладил её по голове, подбирая утешительные слова.
— Боюсь, кроме тебя это никто не сделает, — тихо сказал он, не придумав ничего утешительного, так что решил рубить правду. — Я знаю, что это трудно, я представляю. Но нужно через это пройти. Это как горькая пилюля. Мерзко, да, но иначе никак. Ты же не хочешь застрять здесь навеки с этим зеркалом, роялем и мной в этом жутком месте? Или ты думала, что всё будет так просто? Твоё альтер-эго знает, куда побольнее ударить. Но ты должна выдержать этот удар, иначе нам обоим не выжить.
— Когда ты успел стать таким мудрым, а? — улыбнулась Марисса, отстраняясь. — Вот наяву ты дуб дубом.
— Я умело прикидываюсь, — усмехнулся Эд. — Вас оставить наедине?
— Да, будь добр.
Легко сказать. В этом крохотном помещении и податься-то некуда. Эд отошёл к роялю. Попытался снова нажать на молчаливые клавиши, но те, словно испугавшись, не желали издавать ни звука. На крышке рояля Эд заметил крохотный серебряный ножик с резной узорчатой ручкой. Он помнил его — ножик Андромеды. Эд взял его в руки и задумчиво покрутил, а затем украдкой пихнул в карман. Пригодится.
— Эд? — позвала его Марисса.
Парень поднялся на ноги и подошёл к ней. Удивительно, она стояла рядом с ним в паре метров, а он ничего не слышал. Зеркала больше не было, хотя огромная резная рама оставалась на месте, как и слова «Только слабые не одиноки», но вместо отражающей глади зиял чёрный провал. Марисса взяла его за руку. Эд понял всё без слов. Вместе они шагнули во тьму.
Продолжение следует…
========== Часть 10. (Imaginaerium, p.3) ==========
Эпизод 5. I Want My Tears Back
Where is the wonder where’s the awe
Where are the sleepless nights I used to live for
Before the years take me
I wish to see
The lost in me
После происшествия в старом баре Марисса была сама не своя. Эд видел это, но понятия не имел, чем мог бы помочь ей. Поэтому они продолжали молча шагать через тьму. Их шаги гулким эхом отдавались в колышущемся сумраке. Эд не знал, сколько они прошли и много ли им идти осталось. Он пытался считать шаги про себя, но сбился на трёх сотнях.
Украдкой он посматривал на девушку. В темноте она казалась более материальной, хотя ладонь Эда всё же была видна сквозь её пальцы. Предыдущее испытание далось ей тяжело, выбило из колеи. Синие глаза как-то потускнели, она шла понурая и печальная.
«Ещё пару таких испытаний и она может не вынести», — думал парень.
Не в силах выдерживать тишину, он произнёс:
— Как считаешь, что будет дальше?
Его голос звучал на удивление глухо, словно он говорил в подушку. Марисса вздрогнула и изумлённо уставилась на него, словно впервые увидела. Секунд пять она соображала, потом, тряхнув головой, тихо и так же глухо сказала:
— Самой бы знать. Либо что-то жуткое, либо что-то печальное…
— Может, будет как в начале? Ну же, не теряй оптимизма!
— Мы в моей голове, Эд. Что тут может происходить — неизвестно.
— Вот была бы ты маниакально-депрессивной барышней с суицидальными наклонностями и героиновой зависимостью, тогда да, всё было бы максимально мрачно и максимально непредсказуемо.
— Откуда ты знаешь, что в головах у таких барышень? — усмехнулась девушка.
— У меня богатая фантазия.
— Да, я бы хотела посмотреть, что в твоей черепушке творится.
— Как что? Квиддич и глупые шутки!
— Не лги мне, ты умный парень, ты сам себя скомпрометировал ещё в самом начале нашего путешествия.
— Ну вот, я надеялся, что ещё можно исправить мою репутацию! — притворно вздохнул Эд. — Придётся разыгрывать умника, раз уж я начал.
— Не заиграйся, а то сестра родная не узнает.
— Уж я постараюсь.
Внезапно в темноте они услышали голоса. Тихие и звонкие, с каждым шагом они становились всё громче и чётче. Ребята ускорили шаг, когда тьма вокруг них словно разорвалась.
Они снова оказались на площади Гриммо, около знакомой Эду калитки. Светило летнее ласковое солнце, чахло зеленела скромная трава вдоль тротуара. На заднем дворе двенадцатого дома играли трое ребятишек. Регулус сидел на высокой скамейке, листая книгу сказок, Сириус с небольшой метлой в руках изображал, что он летает, Марисса же раскачивалась на хлипких качельках. В какой-то момент старшему брату показалось, что сестра качается недостаточно высоко. Он подкрался к сестре сзади, схватил качели и с силой толкнул их. Летнюю тишину нарушил испуганный крик девочки.
— Сириус! Не надо! — жмурясь, просила она, крохотными пальчиками вцепившись в верёвки. — Останови, пожалуйста! Мне страшно!
Мальчишка расхохотался.
— Да чего ты такая трусиха? — крикнул он испуганной сестрёнке. — Представь, что ты летишь! Это же так классно! Открой глаза!
— Нет!
— Открой! Ну, попробуй! Ты умеешь летать!
— Я упаду!
— Я тебя поймаю! Честно!
Эд неуверенно посмотрел на хозяйку этих воспоминаний. Она смотрела на детей, улыбаясь.
— Это был мой первый полёт, — тихо сказала она под восторженный хохот девочки. — Мне было тогда до ужаса страшно, но это было невероятно. Тогда я верила, что, если сильно раскачаться, можно взлететь. Это неописуемый восторг, Эд. Я помню, как сердце замирало в груди, когда огромное синее небо приближалось ко мне, словно готовое обнять.
— Мне казалось, ты боишься высоты, — неуверенно сказал парень.
— В тот момент ещё нет. Рядом был Сириус, который меня поймал бы, по крайней мере, я в это верила тогда. Но на следующий год он уехал в Хогвартс, я и Рег остались одни. В один из дней я сорвалась с этих качелей. Мне повезло, я ничего не сломала, но было ощущение, что меня жестоко обманули. Но я бы много дала, чтобы испытать тот восторг первого полёта. Как тогда, в детстве…
Внезапно картина начала меркнуть и исчезать в белом тумане. Не было больше площади Гриммо, не было счастливо хохочущих детишек, была только непроглядная мгла. Эд дёрнулся, было, идти дальше, но Марисса удержала его.
— Это ещё не конец, — улыбнулась она.
И в правду. В белом мороке начали проступать очертания заснеженного холма, старого огромного дома, стоявшего у подножья этого холма. Из кирпичной трубы здания курился дымок, широкие окна светились мягким жёлтым светом, несмотря на светлое время суток. На занесённом снегом дворе, недалеко от входа, сидел на корточках пожилой полнеющий мужчина с добрыми глазами, смотрящими игриво на мир сквозь очки-половинки, какие были у Дамблдора. Вместе с девятилетним Регулусом он лепил большого снеговика, тёплым и густым басом рассказывая ему сказку:
— И вот окно распахивается, и в комнату Томаса заглядывает слепленный им утром снеговик! — рассказывает он. — И сказал тогда снеговик: «Так-так! Как приятно встретить старого друга!»
— Это ваш дедушка? — спросил Эд, с улыбкой глядя, как Регулус, испуганно ойкнув, отшатывается от снеговика.
— Если бы, — усмехнулась Марисса. — Это дядя Альфард. Мы любили проводить у него Рождество. Вот только из-за событий последних лет мы давно его не видели… Но это был лучший год, когда мы к нему приезжали. Сириус тогда вернулся из Хогвартса и рассказывал, как там здорово, а я сидела, завидовала… И в то же время чувствовала гордость, что смогу туда скоро поехать.