Он просидел со мной до самого вечера, пока не вернулись мои соседки по комнате. Мы болтали, много-много, обо всём и ни о чём. Эд читал мне магловские сказки, а я пересказывала её сказки волшебников. Он рассказывал мне магловскую мифологию, а я поведала, как Сириус разбил мой рояль в приступе гнева на мать за угрозу подстричь его безобразно отросшие патлы. Эд рассказывал мне о чудесных путешествиях, в которые их с Линой брала Лиди, разъезжая по Европе. Я зачарованно слушала его рассказы про Вильнюс, Прагу, Краков, Хаген, Франкфурт, Будапешт, Венецию. Я пообещала себе, что после войны обязательно посещу все эти чудесные места.
Ближе к вечеру Эд помог мне встать. Ноги меня не слушались, я словно заново училась ходить. Я то и дело падала, Эд меня ловил, смеялся над моей неуклюжестью, я обижалась, пыталась отпихнуть его и идти самостоятельно, но снова спотыкалась о собственные ступни и почти падала. И так по кругу, пока я нетвёрдой походкой не смогла пройтись от края до края спальни. Мы хотели отпраздновать это достижение, но нас беспардонно прервала Лина, вернувшаяся со свидания. Она бесцеремонно вытолкала брата за дверь и принялась рассказывать, как всё прошло. Я слушала её вполуха, витая где-то в облаках и улыбаясь, сама не знаю, чему.
Комментарий к Часть 17. (“Мы с тобой бестолковые люди…”)
В названии - строчка из стихотворения Некрасова “Мы с тобой бестолковые люди”
========== Часть 18. (Две истории одного лета) ==========
История первая.
Лето выдалось на диво жарким. Пожалуй, это было изумительно после того мерзкого декабря. После окончания года мы с Регулусом вернулись на площадь Гриммо. Я понимала, что после побега с бала мне там будут не рады, но я впервые в жизни так рвалась домой, что не думала о последствиях. Дело в том, что в фамильной библиотеке семьи Блэк можно было найти что-то, что могло бы разбить заклятие Контракта.
Помимо явной библиотеки, войти в которую мог каждый случайный гость, в нашем поместье была ещё и Тайная, доступная только наследникам рода Блэк, скрытая от любопытных глаз древними, как сама магия, чарами. В отличие от общедоступного явного зала, где был уютный камин, располагались диванчики, а высокие окна выходили в сад, в Тайном не было ничего такого. Тёмные стены, каменный пол, мрачные гобелены, портреты знаменитых тёмных магов нашего рода в тяжёлых рамах. Даже пыль здесь навевала жуткие мысли. Свет давала огромная люстра из чёрного металла, нависающая над тяжёлым дубовым столом, стоящим посреди зала. Вместо дивана — стулья, вместо камина — ниша со статуей Ликориса Блэка, построившего эту библиотеку.
В первый и последний раз я попала сюда ещё ребёнком. Мы с братьями играли в прятки. Я хотела спрятаться в библиотеке, за старым-старым гобеленом. Боковым зрением я увидела небольшую чёрную дверцу между стеллажами. Когда я посмотрела туда прямым взглядом, никакой дверцы я не увидела. Тогда я решила, что мне примерещилось, но пару мгновений спустя я снова увидела её. На сей раз я знала, что эта дверь есть. И она появилась. Возникла между стеллажами, словно всегда там была. Ведомая любопытством и азартом игры, я распахнула дверь и шагнула в мрачное помещение. О, какой ужас мог испытать ребёнок при виде этой тяжёлой, жуткой комнаты? Мне казалось, что гобелены живые, что они шевелятся, казалось, что тёмные страшные фолианты нашёптывают что-то с полок, казалось, что за статуей страшного мужчины таится страшный библиотечный монстр.
Но мне хватило глупости схватить с ближайшей полки одну из книг. Затхлые хрупкие страницы дохнули на меня пылью. Незнакомые слова, написанные явно не чернилами, а чем-то тёмно-красным, что-то бормотали, отдавались причудливыми проклятьями в самом мозгу. Я чувствовала, как бешено колотится сердце в груди, и понимала, что не могу оторвать от книги взгляд, пока Вальбурга, увидевшая распахнутую дверь, не бросилась меня вытаскивать из той ужасной библиотеки. Я помню, как испугалась, увидев ужас в её глазах, когда она поняла, куда я попала. Я помню, как побелело её красивое лицо, когда она увидела, какую книгу я взяла с полки. Я помню, как ревела, прижавшись к матери, когда меня вывели из этого ужасного места. Я помню, как она успокаивала меня, а после орала на отца, чтобы тот укрепил защитные чары библиотеки.
И вот спустя десять лет я снова здесь. И мне по-прежнему было не по себе, когда я вновь вошла в это мистическое книгохранилище. Я пришла сюда со своим канделябром, наивно и суеверно полагая, что он сможет меня защитить от ужаса, притаившегося среди бесчисленных томов Тёмной магии.
Я проводила все свои дни в библиотеке, прерываясь только на еду, короткий сон или чтобы посмотреть в окно. По утрам Кричер приносил туда крепкий кофе, днём снабжал меня чаем. Я, не отрываясь, сидела в окружении толстых пыльных фолиантов Тайной Библиотеки семейства Блэк. За две недели я прочла столько книг на латыни, да ещё и написанных готическим шрифтом, что в глазах всё плыло, языки перемешались в кучу. Я запросто могла вместо доброго утра выдать что-то несусветное на латыни, типа « Рurgamentum exit». Главное, откуда я могла взять эту бредовую по сути своей фразу, я понятия не имела.
В тот день, я помню, шёл дождь. Первый и последний дождь, который был тем летом. Отец уехал в Министерство по каким-то архи-важным делам, мать отправилась к Друэлле в гости. По такому случаю Сириус решил забежать на пару минут на площадь Гриммо за некоторыми необходимыми вещами, типа гитары или косухи или коллекции чёрных футболок. Я в его дела не лезла, только открыла ему дверь и тут же умчалась наверх. Через час, когда я осознала, что читаю одну и ту же строчку десятый раз, я позвала Кричера. Однако домовик не спешил появляться. Пару минут я тупо таращилась в окно, по которому барабанили капли дождя. Когда организм почти взвыл, требуя чая, я, обругав мысленно домовика, встала. От долгого сидения ноги были ватными. Кое-как доковыляв до двери, я открыла её, и в тот же миг в экранированную от наружного шума библиотеку ворвался громовой вопль Вальбурги:
— Убирайся из моего дома! Предатель крови! Предатель рода!
— Ноги моей больше здесь не будет! Поняла? Я ухожу! И пусть будет проклят этот чёртов дом! Это чёртово семейство!
— Да как ты смеешь?! После всего, что мы с отцом для тебя сделали…
— А что вы сделали? А? Ты пытала меня, мать! А он закрывал на это глаза! Ты всю жизнь меня унижала и попрекала! Я никогда сюда не вернусь! Слышишь? Не вернусь!
— УБИРАЙСЯ! И НЕ СМЕЙ БОЛЬШЕ ПЕРЕСТУПАТЬ ПОРОГ ЭТОГО ДОМА!
Громкий хлопок входной двери. Я стояла на лестнице, не решаясь шевельнуться. С улицы послышались шаги и громкий хлопок аппарации. Внизу мать, в ярости разбив какую-то статуэтку об стену, ушла в гостиную. Я осторожно спустилась. Кричер, что-то бормоча под нос, убирал осколки статуэтки.
Я тихонько приоткрыла дверь гостиной. Мать сидела у окна спиной ко мне. Она видела, как ушёл Сириус, провожала его взглядом. Я услышала тихий всхлип. Сердце сжалось от тихой жалости к ней. Я отошла, закрыла дверь, ушла на кухню. Среди многочисленных шкафчиков нашлись залежи чая. Взмахом волшебной палочки вскипятив чайник, я заварила зелёный чай, бросила туда мяту, ромашку и мелиссу. Минуты через три я разлила чай в две простецкие кружки и вернулась в гостиную. Мать по-прежнему сидела там, по-прежнему смотрела в окно.
Услышав тихий скрип двери и мои шаги, она обернулась. На бледных, чуть впалых щеках блеснули слёзы. Я молча протянула ей кружку и села рядом. Она не ответила, только с недоумением сделала глоток чая, глядя на меня. Через мгновение лицо её расслабилось, губы чуть дрогнули. Снова всхлипнув, она закрыла глаза свободной рукой. По щеке скатилась слеза.
— Что я наделала? — прошептала она. — Я выгнала его. Зачем я это сделала? Он же мой сын…
— Он вернётся, — тихо сказала я, не веря своим словам. — Вот увидишь. Всё будет хорошо.
— Я чудовищная мать. — Вальбурга сделала новый глоток чая. — От меня сбежал старший сын, дочь постоянно порывается убежать. Я ведь стараюсь, Марисса. Правда, стараюсь. Я понимаю, что поступала неправильно, я стараюсь исправиться. Всё, что я делала всю жизнь, было на благо нашей семьи, на благо роду.