— Блэк не трогать! Приказ Ищейки! — рявкнул кто-то.
— Экспеллиармус! — выкрикнул Эд, вскакивая. — Марс! Не высовывайся!
— Ещё чего, — прошипела я.
Ну, пусть я безоружна. Зато у меня есть Талисман! А ещё я метко кидаюсь столовыми приборами!
Завязалась потасовка. Лина и Эд отбивались от атак Пожирателей, я швыряла в обидчиков подворачивающиеся под руку предметы. Я почувствовала себя до омерзения глупо. Нет, нужно что-то более действенное.
Эда обезоружили и отшвырнули к стене. Охнув, он осел, держась за ушибленную голову. Двое Пожирателей шагнули к нему. Я, не чуя под собой ног, перепрыгивая через перевёрнутые стулья и столы, бросилась к другу, одной рукой сжимая почти раскалённый медальон.
— Это было слишком просто, — бурчал один из них.
— Да ладно, он ещё долго продержался. Дамблдор своих щенков хорошо выдрессировал.
— Авада Кедавра!
— Не сметь! — рявкнула я, заслоняя собой Лафнегла.
С кончиков пальцев сорвался импульс. Зелёная вспышка, столкнувшись с ним, разбилась яркими искрами. Я чувствовала, как сквозь пальцы струится энергия, как она расползается, превращается в зримый, поблескивающий перламутром щит между нами с Эдом и Пожирателями.
“ Всё случится в свой срок, ни раньше, ни позже. Он даже будет беречь тебя от преждевременной гибели…”
— Что это? Бомбарда!
Щит дрогнул, но заклятие разбилось о него, не причинив нам никакого вреда. Я поднялась на ноги, чувствуя, как начинает кружиться голова. Щитом я теснила Пожирателей прочь от нас, от лежащей без сознания Лины, от обезоруженного Эда. Только бы продержаться до прибытия авроров. В нас летели вспышки заклятий. Я чувствовала, как дрожит, как колеблется щит под натиском, но держала его. Только бы они успели.
Кулон больно жёг грудь, руки дрожали. Сил больше не было держать, нужно было перекрыть ток энергии, иначе я рисковала снова проваляться без сознания сутки.
Внезапно к моему громадному облегчению послышались хлопки аппарации в тот миг, когда я вынуждена была опустить щит. Один за другим на Маунт стрит появлялись авроры. Осознав, что к нам подоспело подкрепление, а сами они в меньшинстве, Пожиратели тут же сбежали.
Я, вздохнув, присела на обломок скамьи. Эд уже привёл в сознание Лину и теперь бросился ко мне.
— Это было потрясающе, — выдохнул он.
— Спасибо, — тихо проговорила я, зажимая нос, из которого тонкой струйкой текла кровь. — Вовремя они пришли. Ещё чуть чуть, и было бы как тогда с Джеймсом.
Эд протянул мне платок.
— Ты мне жизнь спасла, — сказал он. — Спасибо.
— Знаю. Уверена, ты сделал бы то же самое, — прогнусавила я, флегматично наблюдая, как доблестная армия Министерства ликвидирует последствия разгула четвёрки Пожирателей. Эд присел рядом и взял меня за руку. Я удивлённо посмотрела на него.
— Спасибо, — произнёс он ещё раз, глядя мне в глаза.
— Да ладно, не за что… — растерялась я.
— Мисс Блэк, могу я задать вам пару вопросов? — Раздался знакомый голос.
Я повернула голову. Над нами нависал Ищейка.
— Как официально ты обращаешься к невесте, — прошипела я, сощурившись.
— Я при исполнении, — расплылся в усмешке мой потенциальный муж. — Так ответите?
— Нет. Иди и опроси свидетелей, — резко ответила я, вскакивая. Какое-то мгновение я опасалась, что упаду, но Эд вовремя меня подхватил.
Лина тем временем отвечала на вопросы другого аврора. Не дав ей договорить, а Кьялару нас задержать, мы схватили её и поспешили убраться подальше от Маунт стрит. Шагая по улице я чувствовала на себе жгучий пронзительный взгляд бледно-зелёных глаз Ищейки.
========== Часть 19. (Сны и легенды) ==========
Со всех ног я бегу по пустоши к огромным чугунным воротам. Надо мной на фоне закатного оранжевого неба раскинулось переплетение рельс «американских горок», жухлая трава приминается под моими ногами, тихонько шурша. Из зачарованного леса за моей спиной доносятся крики птиц. Подхватываемая ветром я мчусь вперёд, шаги дробью отдаются в груди. Издали я слышу хриплую музыку, льющуюся из покорёженных динамиков:
«Once upon a night we’ll wake to the carnival of life
Тhe beauty of this ride ahead such an incredible high»*
Меня уже ждут. Около ворот я вижу переминающегося с ноги за ногу Эда. Сердце радостно сжимается при виде него, я бегу быстрее и вскоре почти врезаюсь в него, скатившись с пологого склона. Он растерянно смеётся, он не понимает, что он здесь делает, но рад вновь оказаться здесь, рад, что он со мной.
Высокий старик с белоснежными бакенбардами и волосами, поверх которых нахлобучена капитанская кепка, в синей засаленной куртке поверх пожелтевшей от времени тельняшки, блеснув золотым зубом, с улыбкой распахнул для нас ворота.
— Мы вас заждались, — произнёс он немного треснутым голосом. Я протягиваю ему картонный билет, который сжимала в течение всего бега. — С возвращением в «Воображариум».
Парк мало изменился с той ночи, когда мы пришли сюда впервые. Все те же немые замершие карусели, всё тот же заброшенный тир, всё те же полотнища от палаток. Вот только сегодня везде горели огни. Яркие, разноцветные лампочки осеняли блестящих пёстрых лошадей, причудливым узором змеились вдоль тропинки, по которой мы бежали, взявшись за руки. Нет, не изменился парк, даже с этими яркими огнями он был тем же прибежищем для развесёлой компании подростков, когда-то скрывавшихся от слуг обезумевшей Клариссы. По-прежнему между деревянными щитами с акробатами и клоунами мелькало высокое пламя, по-прежнему оттуда доносился радостный смех и лихая песня Карнавала Жизни.
Радостные возгласы окружили нас, стоило нам шагнуть в свет костра. Ребята бросились меня обнимать.
— Мы знали! Знали, что вы выйдете сухими из воды! — хохотал Принц.
— Мы очень за вас рады, — улыбалась Моргана.
— Мы рады тебя видеть, Марисса, — отсалютовал мне Байкер.
— А я-то как рада, что вы уцелели, — смеялась я.
Мы и глазом не успели моргнуть, когда нас увлекли в горячий головокружительный танец. Я опомниться не успела, как вновь и вновь кружилась вокруг костра, хохоча от рвущегося из груди счастья, как я распеваю во весь голос чудную песню, захлёбываясь восторгом, как двигаюсь под музыку всё быстрее и быстрее. Нам горячо, жарко, но мы счастливы, счастливы, как малые дети, как безумцы…
Я не выпускаю руки Эда, я боюсь, что он потонет в вихре этого танца. Сердце радостно-сладко бьётся чаще и чаще, когда он, подхватив меня за талию, кружит над землёй в танце, когда он шагает ближе, когда я вижу его лучащиеся восторгом и радостью глаза, слышу его сбившееся горячее дыхание. И сама дышу уже едва, то ли от эмоций, то ли от танца. И сама уже не своя от безумной радости, что охватила меня, сама не замечаю, как льну к нему ближе, как с робостью и улыбкой заглядываю в его глаза и как с замирающим сердцем я вижу, как улыбается он. И душа, словно птица, рвётся из груди восторженным хохотом. И чем жарче горят эмоции, тем ярче горит костёр, тем сильнее желание…
Золотисто-зелёные искры рассыпаются на потемневшем небе, рыжие языки пламени взвиваются в чернильную синь, в лихую песню вплетается звон цикад. Тени становятся всё дёрганнее, всё загадочнее. Душистый ветер веет с пустоши запахом клевера и вереска. Медленно ночь распахивала свои объятья, а мы продолжали танцевать, упиваясь безумием и счастьем.
И звучит финальный аккорд, торжественный и оборванный, словно должно что-то играть дальше. Уставшие, но счастливые друзья берут минутку отдыха перед тем, как вернуться. Теперь ночную тишь тревожат только цикады.
Эд берёт меня за руку и мягко отводит в тихое место, в тень. Там, не выпуская моей руки, глядя мне в глаза, он говорит, чуть сбиваясь, смущаясь:
— Марисса. Я… я безумно счастлив, что мы вновь здесь оказались. Пусть это лишь сон, пусть наяву ничего не случится, я должен тебе сказать…
Сердце сладостно дрожит, я подаюсь вперёд, я жажду слышать эти слова, волшебные, запретные, нежные слова. Но…
— Марс! Просыпайся! Марс! Ау! Ты проспишь завтрак!
Тишину ночи разрывает громкий крик. Лицо Эда, искажённое недоумением, исчезает в воцарившейся бархатной тьме. В следующее мгновение я распахиваю глаза и понимаю, что нет никакого «Воображариума», что больше нет костра, нет разгорячённого лица Эда, нет душистой ночи. Зато есть синий полог кровати со столбиками, серые лучи рассветного солнца, льющиеся в окно и пытающаяся добудиться меня Лина.