— Твоя правда, — улыбнулся Кьялар даме в ответ. — Однако я и здесь преследовал исключительно корыстные цели.
— Это какие?
— О. У меня большие планы. Но обо всём ты узнаешь со временем. А сейчас, — он лукаво посмотрел на меня. — Пора просыпаться.
Резким движением он толкнул меня в грудь. Призрачная спина прошла сквозь стекло, пару мгновений я падала, глядя, как высокие золотистые окна провожают меня равнодушным взглядом, как в одном из них темнеет фигура самого опасного мужчины в мире.
***
Оказалось, что я провела без сознания без малого три дня. Ещё сутки понадобились, чтобы я смогла снова двигаться, и ещё одни — чтобы я вновь могла ходить. Злая на весь мир мадам Помфри запретила друзьям меня посещать, как бы я ни упрашивала, как бы друзья ни пытались ломиться в двери Больничного Крыла. Даже если один из них притворялся больным, Помфри тут же раздвигала взмахом волшебной палочки ширму, скрывающую меня от чужих взоров. В одну из ночей ребята пытались проникнуть, прикрывшись мантией-невидимкой, но бдительная медсестра не дала им ни единого шанса.
Я тосковала без них. Было забавно слышать, как они ругаются с Помфри за право хоть мельком взглянуть на меня, но всё же без них было ужасно-ужасно скучно.
В мой последний вечер мадам Помфри заявила, что уже утром я могу быть свободна, а посему медсестра мигом потеряла ко мне интерес и оставила почётный пост. Я была только рада, ибо валяться овощем мне смертельно надоело. Мне было не уснуть. Я ворочалась с боку на бок, чувствуя что-то. Что-то неопределённое, что-то пугающее. Стоило мне закрыть глаза, как появлялся жуткий иррациональный страх, словно скользкая рука норовит схватить за плечо сзади, да никак не может собраться. Мне почему-то было страшно. Не знаю, почему. Для верности я коснулась Талисмана. Ничего. Серебряный ворон оставался равнодушно-холодным. Значит, ничего не происходит. Но что за предчувствие?
Внезапно сквозь дверь Больничного Крыла просочилось лёгкое молочно-белое мерцающее облачко. Секунду оно дрожало в воздухе возле моей кровати прежде, чем превратиться в щенка лабрадора. Патронус Эда. Чувствуя, как громко и часто колотится сердце в груди, я привстала с кровати. Патронус был немым, но щенок настойчиво скакал от меня к двери. Он звал меня. Накинув поверх пижамы мантию и прихватив на всякий случай волшебную палочку, я осторожно выглянула за дверь. Никого. Щенок, заливаясь немым лаем, устремился вперёд по коридору.
— Эй, постой, вернись! — шёпотом позвала я, бросаясь за ним.
Щенок проводил меня по тёмным коридорам, по переплетениям лестниц. Несколько раз он настороженно замирал и исчезал. Когда это случилось впервые, я не на шутку перепугалась. Но времени подумать у меня не было, ибо неподалёку слышны были шаги и бормотание Филча. Я спряталась и ждала, пока завхоз пройдёт мимо. Только когда шаги стихли, я отважилась выглянуть. Та часть замка, где я оказалась, была мне мало знакома, особенно в темноте. Я уже подумывала вернуться к лестницам той же дорогой, что пришла, когда рядом снова возник Патронус. Он прильнул к моей ноге, словно извиняясь, и бросился бежать дальше.
В конце-концов, щенок привёл меня к гобелену с троллями в балетных пачках. Там, радостно тявкнув, щенок исчез окончательно. Из темноты коридора ко мне шагнул Эд. Сердце восторженно ёкнуло при виде него. На его лице читалось облегчение, смешанное с радостью. Он бросился ко мне и заключил меня в объятья. Я обняла его в ответ, упиваясь его прикосновением и теплом.
— Я думал, что потерял тебя, — пробормотал он. — Я очень испугался, Марс. Сильнее, пожалуй, чем прежде.
— Я думала, вы к этому должны были привыкнуть, — тихо засмеялась я, прижавшись к нему. Я слышала, как колотится его сердце. — Зачем ты меня сюда привёл?
— Я хотел показать тебе кое-что. И сказать. Кое-что очень-очень важное. И подумал, что здесь это сделать лучше всего.
— Здесь? В тёмном коридоре около жуткого гобелена? — усмехнулась я.
— Закрой глаза, — попросил он.
Я нехотя повиновалась. Мне не хотелось оставаться вновь в кромешной тьме, но сейчас, когда мои ладони сжимают его пальцы, я не чувствовала больше страха. Секунду мы так и стояли, пока появлялась дверь Выручай-Комнаты.
— Знаешь, — открывая дверь, говорил Эд. — Я хотел сделать что-то особенное. Но я не умею толкать речи, как Ремус, я не умею казаться милым, только склонив голову набок, как Джастин, я не научился быть обаятельным, как Сириус. Я хотел создать что-то своё, но… Но в итоге я только вдохновился чужой идеей. По правде говоря, я уже и не надеялся, что всё получится. В последние дни, казалось, сама Вселенная против, чтобы я… впрочем, проходи
Я шагнула в открывшееся мне пространство. Довольно-таки узкий коридор, стены, пол и потолок были отделаны одинаковым светло-чёрным блестящим деревом. На правой стене мягко светились бело-голубым светом факелы. На левой должны были висеть портреты в ряд, но их не было. Был только один портрет. Мой. И достаточно толстая книга под ним. Чёрная обложка с латунными уголками и золотым тиснением: «Марисса Блэк».
Я изумлённо посмотрела на Эда. Тот, смутившись, только махнул рукой в сторону альбома. Я прошла к книге и осторожно открыла её на первой странице. Просторное помещение, погружённое в мягкий полумрак, полный тканей и манекенов. Неслышно звенит колокольчик, в лавку мадам Малкин входит щуплая бледная девочка с длинными чёрными волосами и большими синими глазами.
— В нашу первую встречу… ту, что была в лавке… Увидев тебя, я решил, что ты и не человек вовсе… Ты казалась мне тогда самой красивой девочкой из всех, мне казалось, что ты какая-то… фея. А потом, когда я понял, что ты лишь человек, да ещё и такой… в общем, было чувство, что меня жестоко обманули. Стало даже обидно, очень обидно, я разозлился на тебя, мне хотелось сказать тебе какую-то гадость, чтобы развеять это наваждение…
— О, тебе это удалось, друг, — усмехнулась я, переворачивая страницу.
Гостиная Рейвенкло. Около погасшего камина сидят двое детей. Мальчик в кресле сжимает в кулаке письмо, на полу около него сидит девочка. Мы тихо беседовали. Я помню ту ночь. Первый наш нормальный разговор.
— Честно признаюсь, — продолжал говорить Эд откуда-то из-за моей спины, пока я пролистывала альбом. — Я действительно тебя недолюбливал. Ты казалась мне такой… высокомерной… птицей не моего полёта. Чистокровная волшебница из древнего рода, ха! Но потом… с каждым годом мне было всё труднее тебя ненавидеть. Я старался, правда. Курсе на третьем я начал понимать, что со мной происходит, что я чувствую. Я был напуган, ошарашен… Я понимал, что так неправильно, но меня всё же тянуло… А потом ты начала встречаться с Люпином. И тогда меня прорвало. Я был в ужасе, в отчаянии, мне в грудь словно вылили колбу яда. Тогда я и осознал всё в полной мере. Мне не светило ничего, ведь ты меня презирала, ненавидела. Я почему-то обиделся на тебя. Это даже привело к той…драке. Клянусь, Марс, мне за неё до сих пор до ужаса стыдно.
Очередная страница. Лес, тёплый свет костра, угловатые тени деревьев, на брёвнах сидим я, Лина, Лиди, и Эд, который наигрывает что-то на гитаре. Наш поход. Очаровательное приключение аристократки в лесу…
— Я постарался исправиться, старался стать другим человеком, показать себя с лучшей стороны. Я был счастлив, когда понял, что мне это удалось. Но я пытался не думать о тебе, даже связался с Бетти, но каждый божий день я испытывал бессильную пустую злобу, видя тебя с Ремусом. А потом… ох, потом это головокружительное приключение, воображариум…
На плечи опустились его тёплые мягкие руки. Ещё двенадцать страниц. Зимняя ночь на площади Гриммо, полёт над Лондоном, деревня призраков на берегу реки, заброшенный бар, снова площадь Гриммо, цирк, коридор с сотней дверей, зал Арабеска, озеро, галерея портретов, зачарованный лес, яркое пламя, прожигающее небесную твердь над старым парком…