И, наверное, про пожар на Харленд-роуд все забыли бы, если бы дети из соседнего квартала не решили побродить по пожарищу. Среди обломков стен и почерневших досок они нашли обгоревший изуродованный труп женщины. Вызванные на место полицейские судорожно крестились при виде тела, патологоанатома в участке пришлось откачивать, хотя мужик матёрый, понюхавший пороху и повидавший всякого за свою достаточно долгую жизнь. Заливая впечатление виски в баре по соседству, он рассказал о случившемся приятелю.
— Клянусь, так даже инквизиция не уродовала, — говорил он, опустошив девятый стакан скотча. — Я даже рассказывать не хочу, это ужас. Кости раздроблены, семи пальцев не хватает, на оставшихся нет ногтей… Кое-где с неё сдирали кожу, видимо, живьём… Тфу, про остальное говорить не хочу. Джек-потрошитель рядом с этим чудовищем — милый зайка.
— Опознать-то жертву удалось? — спрашивал приятель, подливая другу ещё виски. Сам он был трезв, как стёклышко.
— А как же. Чудом, конечно. И то по браслету гранатовому, который чудом уцелел. Оказалось, это та графья дочка, пропавшая неделю назад. Дело замяли, не захотели поднимать шум. Говорят, жену графа дважды из петли вытаскивали, а сам он… Э-э-э! Куда? …
— Поставьте ему ещё бутылку и вызовите такси, когда она кончится, — бросил мужчина бармену, протянув купюру.
Сам он спешно вышел из бара и вызвал такси.
— Лоуэлл марш, пять.
Тихо зарычав, такси двинулось по улицам Лондона.
«Ищейка явно будет не в духе после таких новостей», — мрачно раздумывал мужчина, глядя в окно.
Комментарий к Часть…(Горький миндаль)
В основу легла песня Voltaire — Ex Lover’s Lovers
========== Часть 26. (Шаг третий. Повстанцы) ==========
— У него есть шанс? — спросил Эд отца, когда Джастин чуть отошёл вперёд.
— Конечно есть, я бы лгать не стал, — вздохнул Джереми. — Если твоя подружка вытащит его до того, как он станет Ангелом, то он может спастись. Но всё зависит от него. Ангел мог просто убить Джастина, заключив его сущность в кристалл, но он его отметил. Только за полчаса Чума поглотила его руку. Если Джастин не будет сопротивляться, он превратится в Ангела до того, как мы доберёмся до башни.
— Сопротивляться?
— Чума подавляет волю к жизни, питается отчаянием. Если Джастин продолжит хандрить, то Чума будет поглощать его быстро. А хандрит он изрядно. Что с ним?
— Ну… тут сложная история. Джастин всю жизнь был влюблён в одну девушку…
— Отказала?
— Она не дала ему ни шанса, — подал голос Джастин. — Она всю жизнь видела в нём только друга. Она предпочла парня, которого ненавидела почти всю жизнь, но не дала ни шанса влюблённому в неё придурку.
— Джастин…
— А он её любил. Всю жизнь любил, восхищался, дарил цветы и всё ждал, когда она даст ему только лишь шанс!
— Джастин! — Эда объял жгучий стыд. Он понимал, что в какой-то степени это его вина в том, что Джастин сейчас в таком подавленном состоянии.
— Он жил и дышал ради её улыбки. Особой улыбки, которую она могла подарить только своему рыцарю. И он хотел быть её рыцарем! Но был лишь жилеткой для слёз!
В голосе Джастина с каждым словом звучала неприкрытая ненависть. Эд чувствовал, как в нём горьким ядом вскипает раздражительность и злоба. Хотелось залепить Джастину пощёчину, привести его в чувство. Эд плохо знал парня, они никогда не были близкими друзьями, но он знал, что Джас не мог так говорить.
Ускорив шаг, Эд схватил Джастина за плечо. На миг в его глазах он увидел проблеск багрянца. Лишь на миг, прежде чем ярость сменилась недоумением. Увидев растерянность в его глазах, Эд понял, что вспылил напрасно. Нет… это не он… Это Чума, это всё проклятье Ангела заставляет его говорить это.
Эд вздохнул. Джастин растерянно заморгал, посмотрел на Эда, лицо его побелело. Во взгляде мелькнул стыд.
— Эд… Извини, это не…
— Да брось. Не теряйся, Джас, пожалуйста. Тебе есть ради чего отсюда выбираться, тебе есть, зачем жить. Братик, родители, друзья. Помни об этом.
— Тебе легко говорить, — пробормотал Джастин, рассеянно блуждая взглядом по пустоши. — Ты не слышишь голосов. А я – да. Я слышу, как Ангелы мне нашёптывают что-то. Что-то жуткое, что-то плохое, но такое… соблазнительное. Я сопротивляюсь, как могу, но… Эти голоса. Их никак не выключить. Они как белый шум, но их нельзя не слышать, нельзя не слышать отдельные слова.
— Не пытайся от них избавиться, — сказал Джереми. — Это невозможно. Ты можешь их только заглушить. В этой атмосфере Чума не лечится, но ты можешь пока что ей сопротивляться.
Джастин, понурив голову, кивнул. Троица путников уже подходила к лагерю повстанцев. Чума уже поглотила руки и шею Джастина. Если кто-то из повстанцев это увидит, его могут выгнать обратно в пустошь, если не убить на месте. Эд рассчитывал, что отец сможет урезонить вождя повстанцев, убедить, что Джас неопасен. Но с каждым мигом он понимал, что шансы на это невелеки.
Джереми ушёл вперёд, чтобы встретиться с Филликом, когда Джастин снова подал голос.
— Ты хочешь вытащить его. Твоего отца. Вытащить из Ловушки наружу, в Мир.
— Конечно, — Эд удивлённо посмотрел на приятеля. — Он же мой отец. Лина говорила, что с помощью Ока можно вытащить нескольких человек. Уверен, Марс сможет…
— Ангелы знают всё об Оке. Они уже успели понять. Они шепчут мне, Эд. Шепчут страшные вещи. Они знают, что с Оком можно вытащить только двоих. Не больше. И дело не в «якоре», а в самом Оке. Исида не позволит так просто вытащить троих. Ты вытащишь отца, да? Зачем тебе я?
Эд почувствовал, что его словно окатило ледяной водой. Джастин продолжал говорить, но Эд его не слышал. Выбор… Ему придётся сделать выбор… Нет-нет-нет! Почему всё всегда так сложно? Почему нельзя всё сделать проще, почему нельзя просто взять и сказать: «Смотри, Эд! Это мир, он простой и необязательный. Ты можешь быть придурком и жить счастливо, а мы всё разрулим за тебя! Играй в квиддич, целуй девушку, живи в полной семье и не думай ни о чём!»
И как тут выбрать? У него появился шанс спасти отца! Отца, который провёл здесь больше десяти лет, которого мать, утайкой, по-прежнему ждёт домой, отца, о котором они с Линой мечтали всё детство. Но, если Джастина не спасти, он станет Ангелом. По факту он погибнет, и это будет его, Эда, вина. К тому же, он обещал спасти Джастина. Разве не за тем они выкрали Око из кабинета Дамблдора? Разве не за тем он вообще сюда сиганул? Он обещал спасти Джаса, он сделает всё возможное, но… отец… Он провёл здесь половину жизни, он хочет вновь увидеть мать, Лину, он не видел нормального неба уже тринадцать лет.
Эд готов был взвыть. Не делал этого, пожалуй, только из-за наставлений профессора Вилля. Нельзя предаваться отчаянию, один заражённый уже есть. К тому же, впереди виднелись уже палатки лагеря повстанцев, так что отчаиваться попросту нет времени.
Лагерь был, пожалуй, самым странным местом в этом странном измерении. Небольшие палатки, раскинувшиеся в руинах, среди которых сновали весело переговаривающиеся люди. В таком мире после череды унылых колдунов, что они видели по пути, после той давящей тоски, что почти ощутимо сжимает сердце, витая в воздухе, было до крайности странно видеть весело и бодро переговаривающихся людей. Чёрт, тут даже кому-то хватало духу смеяться!
Помимо всего прочего здесь и там среди руин сновали волки. Огромные волки с узкими зрачками, вытянутой мордой, сильными лапами и длинными, страшными когтями. Эд в ужасе остановился, когда один такой волк пробежал мимо него. Это был оборотень! Чёрт побери, настоящий оборотень! Как Люпин! Только в Ловушке! И рыжий.
Волки не нападали, они скорее вели себя как верные псы, старались держаться ближе к людям, равнодушно подёргивая ушами и хвостами.
Эд проследил взглядом за рыжим оборотнем, который напугал его. Тот, не удостоив материального парня ни взглядом, ни фырканьем, он потрусил к мужчине, жарко спорящим о чём-то с Джереми. Мужчина был невероятно высоким, широкоплечим, крепким и сильным. Эд готов был поставить мешок галлеонов, что эти сильные волосатые руки могут завязать в узел кочергу, а после и развязать её обратно и их обладатель даже не запыхается. И он был рыжим. Настолько рыжим, что Уизли могли бы удавиться от зависти, а Лили казалась бы рядом с ним тёмной брюнеткой. Голос мужчины был подобен раскатистому грому. Раскатистому грому с шотландским акцентом. Даже роскошные рыжие усы как-то по-шотландски вздувались, когда слово брал Джереми, который рядом с эдаким медведем в подтяжках казался щуплым низким юношей.