Это всё не может быть правдой, – крутится у меня в голове. – Это сон, сейчас я проснусь. Так не бывает в жизни. Это же не кино. Это в сериалах происходят подобные вещи, а со мной, скучной и неприметной, подобное случаться не должно.
Вся жизнь – как прямая рельса: скучная, безликая, серая. Особенно в последние годы. И да, я мечтала о чём-то прекрасном, розовом, безоблачном.
И нет, не была готова ни к рабству, ни к обманам, ни к холодному дулу пистолета в тонких женских руках, что тряслись уж слишком сильно для той, кто собирался убивать…
– Лия, детка, опусти пистолет, – просила Данкина бабушка. – Не нужно всего этого, зачем? Что с тобой случилось? Хочешь, мы поговорим, уладим, сделаем всё возможное для тебя.
– Она сумасшедшая? – спросила я, потому что не могла больше сидеть молча. Это было страшно. До спазмов в животе, до мира, что плыл перед глазами и качался на волнах моего ужаса.
– Считаю до трёх! – взвизгнула женщина. Пистолет в её руках уже ходуном ходил. – Раз!
А дальше… плохое кино, снятое на плёнке, что плавилась от накала, шла пузырями, но продолжала запечатлевать страшные кадры развернувшейся перед моими глазами трагедии.
– Лия! – страшным голосом позвал мужчина, что ворвался в комнату.
Она выстрелила, обернувшись на звук. Выстрелила и закричала – высоко, отчаянно, горько.
В этот миг Ника вскочила на ноги, сделала шаг и упала. Это Тильда схватила её и дёрнула на себя.
Падала Ника страшно. С каким-то тупым глухим звуком. И в этот миг прозвучал ещё один выстрел.
Мне казалось: эта пуля – по мою душу. Оказалось – попала в грудь старой женщины, что до последнего боролась за Никину жизнь.
Время не просто остановилось – осыпалось песчинками на пол, осело горячими каплями крови на моём лице и одежде.
Раненый мужчина кинулся к Лие и повалил её на пол. Одно движение его руки – и она затихла, распласталась на полу, как тряпичная кукла.
– Ба-а-а-а! – кинулась из-за шторы Данка, выла страшно, дико, как животное, закрывала ладонями рану на груди бабушки. – Ты ж у меня одна, ба-а-а! Я ж у тебя одна! Не уходи, ба-а-а! Не оставляй меня! Ну, пожалуйста! Что тебе стоит? Ну пожалуйста, прошу! Как же я без тебя буду, ба-а-а! – причитала она и размазывала кровь со слезами по своему лицу.
Я не шевелилась. Замерла. Окостенела. Сидела кулем, наблюдая, как ворвались в комнату люди. Как отключилась Ника. Как быстро и чётко действовал Роб. Только ему удалось оттащить Данку от бабушки. Он вколол ей что-то в плечо, и она наконец-то притихла – заторможенная, вся в крови, похожая на сумасшедшую.
Я позволила себя увести. Шла безропотно за Нейманом, как амёба, у которой нет мозгов, есть только рефлексы.
– Всё будет хорошо, – то ли уговаривает, то ли успокаивает нас Илья, которого Нейман тоже затолкал в одну комнату с нами. – Надо помыться и переодеться, – командует он, но в голосе его не чувствуется твёрдости – такой, за которой идут.
– Отстань, – вяло отбивается Данка.
– Давай ты сделаешь так, как просит Илья, – подаёт голос Ника, что очнулась от обморока. У неё разбит подбородок, синяк расползается по лицу. – Сейчас не время истерить. Сейчас время собраться и быть вместе. Помогать друг другу.
Голос у неё слабый, слова даются с трудом.
– Лейка, – просит она чуть слышно, и я киваю, отправляясь в ванную комнату. Я и сама хочу содрать всё с себя, вымыться, но я знаю: никакая вода не может смягчить горечь и ужас этого дня.
Несколько часов ожидания. Это изматывает. Данка сидит напряжённо. Смотрит в одну точку, раскачиваясь и сжимая пальцы так, что белеют костяшки. Она ждёт. Мы ждём. Это единственное, что мы сейчас можем сделать.
– Ну? – кидается Данка к Нейману, как только тот появляется на пороге. Мы уже знаем, что Тильде сделали операцию: Стефан звонил Илье.
– Держится, – говорит он, и я понимаю, что немножечко стало легче дышать.
– – Я поеду к ней, – решительно заявляет Дана, но Стефан только головой качает:
– Сейчас мы ничем не можем ей помочь. И Тильде будет гораздо спокойнее, если с нами ничего не случится плохого. Поэтому давайте делать так, как я скажу. Там медики и охрана.
– Но когда она придёт в себя, рядом никого не будет, – Данка готова расплакаться.