– Давай ты первая, – Родион всё так же стоит, сжимая мои плечи. Легко, словно придерживая, и мне почему-то надёжно в его полуобъятиях.
– Я подумала: может, обед приготовить?
– А я хотел предложить тебе проехаться по магазинам. Тебе одежда нужна. Да и купим еды. Я здесь то жил, то нет. Вряд ли что-то полезное в холодильнике найдётся. Или поедим где-нибудь в кафе.
– Я люблю готовить, – качаю головой. Не хочу кафе. Я и так как бедная родственница. А желание обязательно хоть чем-то отблагодарить за доброту въелось в меня, как чернила. – Будет чем заняться.
– Я помогу. У нас вместе неплохо получалось.
Это правда. А я, оказывается, всё слишком остро помню.
– Мы всё будем делать вместе, – уверенно заявляет он и поглаживает большими пальцами мои предплечья.
Я задыхаюсь от этой ласки и пытаюсь отстраниться, потому что меня пугает лавина чувств, нахлынувших внезапно.
Род удерживает меня.
– Не надо. Побудь ещё немного со мной, – просит он тихо, и я замираю, как пугливый зайчик – напряжённая, с колотящимся сердцем, с дыханием, что даёт сбой, с горячими щеками и слезами, невольно обжигающими ресницы.
Мгновение. Два. Три. А потом он сам делает шаг в сторону, снова поглаживая мои плечи.
– Не такой я страшный, правда? Собирайся, Лейсан. Сегодня у нас очень важный день. Не будем зря тратить время.
Я сбегаю в свою комнату, так и не ответив. Но мысли скачут, бьются, разрывают голову на части. В висках неровным ритмом бьётся пульс.
Что он хотел сказать? Почему этот день важный? И он не страшный, нет. Я почему-то совсем его не боюсь, хоть, наверное, в другое время, посчитала бы его опасным, хищным, властным.
Но это именно то, что всегда рисовало моё воображение, когда я упивалась розовыми мечтами о своём мужчине: взрослый, сильный, умеющий мною управлять.
Это была странная поездка. Ничего особо не запомнилось, потому что я сосредоточилась на ощущениях. Как-то само по себе так получилось.
Его улыбка. Манера смотреть из-под ресниц. Он постоянно меня касался. Небрежно, будто случайно. А может, всё так и было, но мне казалось – он делает это намеренно, заставляя меня замирать или смущаться, вздрагивать или невольно втягивать воздух, словно мне не хватает кислорода.
Он сам выбирал одежду. Я не могла решиться. Совесть не позволяла получать от этого удовольствие, как раньше, когда мы ходили по магазинам семьёй. Это всегда была радость. Мы с мамой хихикали, примеряя платья или обувь, ловили восхищённые взгляды отца. Он всегда одобрительно поднимал большой палец, когда ему нравилось.
Родион был другим. Когда он понял, что я так ничего и не решусь выбрать, взялся за дело сам. Уверенно, без лишних движений и суеты.
Его взгляд – изучающий и пристальный, что растекался по коже горячей волной и заставлял меня краснеть. Отличный глазомер – всё, что он отбирал, было мне впору.
– Вот это, это и ещё это, – командовал он, передавая мне вещи. – Примеряй, будем смотреть.
И я покорно шла в примерочную, а затем выходила, чтобы он оценил. Родион не показывал большой палец, как папа. Снова смотрел пристально из-под ресниц. И если ему нравилось, коротко кивал головой.
– Примерь ещё, – кивал расторопной девушке-продавцу, если платье по каким-то критериям его вкуса казалось не совсем хорошим. – Джинсы, футболки? – спрашивал коротко и ждал моего робкого согласия.
Перед отделом нижнего белья я расхрабрилась.
– Я сама! – сказала отчаянно, понимая, что не выдержу, если он ещё и трусы с лифчиками будет для меня выбирать.
Род снова коротко кивнул. Суровый мачо, которого уж точно нижним бельём не смутить.
Я, конечно же, обошлась минимумом и попроще. Старалась на цены не смотреть, чтобы ещё больше не впасть в отчаяние.
Да, мы посетили не супер-пупер навороченный бутик – я это понимала. Но за время своей самостоятельной жизни в столице я выбирала магазины попроще, а то и вовсе распродажами довольствовалась. Да и вещей покупала немного. Больше потому, что это была необходимость. Для работы выбирала наряды, а не удовольствия ради.