Девушка, не знающая мужчин, девушка, воспитанная в строгости, должна подарить себя мужу. Или – на самый крайний случай – человеку, которого бы очень-очень любила. И уж никак не кому попало.
Для меня это было хуже смерти, наверное. Я цепенела от ужаса, и плохо соображала, потому что дошла до последней степени отчаяния.
«У меня никого нет, ты же знаешь», – выбивали пальцы слова, которые я хотела сказать единственному человеку, кто был со мной добр. Вряд ли мы были подругами в том самом долгом и прекрасном смысле, когда девочки дружат с детства, понимают друг друга с полуслова и готовы в любой момент поддержать, порадоваться, поплакать, если кому-то очень больно.
«Если вдруг не выкарабкаюсь, ты единственный человек, с которым я бы хотела попрощаться».
Я засунула телефон поглубже в щель сиденья. Вряд ли я смогу им воспользоваться. Там и заряда осталось ненадолго.
Звонок я сделать не сумею – с нами двое из охраны. Даже если сумею, что скажу? Кто поверит мне? Кто станет всерьёз воспринимать слова испуганной девочки? Слишком одинокой в большом и жестоком городе.
Ехали мы долго, вероятно, за город. Девчонки беспечно болтали, я одна сидела, сжавшись от предстоящего кошмара.
Я одна не верила, что сегодня нас ждут только танцы.
Пока ехали, я успела сложить все пазлы в голове.
Оценивающие взгляды Наташки. Её ненавязчивые, но постоянные разговоры про помощь. Видимо, она искала и находила таких дурочек, как я. Предоставляла услуги по доставке живого товара и получала за это дивиденды.
Изучающий холодный взгляд Алисы, что буквально ощупывала и прикидывала, предвкушала и выжидала.
Отобранный паспорт я тоже вспомнила. Да кто его отбирал? Отдала сама и не вспомнила за эти дни ни разу. Но будь документ у меня на руках, что изменилось бы? Его бы забрали точно так же, как и телефон.
Подписанные бумаги. Что я подписывала? На что обрекла себя? Теперь и не узнать, наверное. Вряд ли там был контракт. Возможно, совершенно другие документы.
Я могла дать согласие, чтобы меня растащили на органы. Разве теперь проверить?..
Пока я терзалась и корила себя, автобус выехал на прямую подъездную дорогу. Судя по всему, загородный коттеджный посёлок. Элитный, закрытый, с охраной и собаками. Сюда и отсюда просто так не выбраться.
Ловушка. Капкан. Я чувствовала его железные челюсти на своём горле, но не хотела быть покорной овцой, что ведут на заклание, а она даже блеять не смеет.
Нас привезли к роскошному дому за высоким забором. И снова – охрана, собаки – слишком много атрибутов для безопасности. И снова ни единой зацепки, которая бы помогла выбраться.
Хмурый охранник проводил нас… нет, не в дом – пристройку, что тоже по размерам да красоте смотрелась как уютный альпийский домик. Но это была не база отдыха, а нас сюда не развлекать привезли, а посадили под замок, как преступниц.
Завели в одну из комнат и заперли дверь.
Молча. Без объяснений.
– А что происходит? – растерянно спросила Света.
– Ничёсе прикол, – пробормотала молчаливая Инна и окинула взглядом нашу тюрьму. Пять коек в ряд, как в больнице. Дверь в туалет и душ. И больше ничего.
Девчонки заговорили все сразу, как полохливые сойки. Заметались, ничего не понимая.
Я подошла к окну. Решётки. Прочные толстые прутья. Отсюда не выбраться. Мы и в самом деле в тюрьме. А за окном – глухая темень. Рольставни, отрезающие нас от внешнего мира.
Другая реальность. Плохой сон, куда мы попали по дурости и беспечности.
В ту ночь нам оставалось только спать, но уснуть мы не смогли: нервничали, стучали в запертую дверь, разглядывали стены, обследовали туалет и душевую.
Не верилось, что всё это с нами происходит на самом деле.
Одна Инна разделась и легла в постель.
– Как ты можешь! – возмутилась Света. Она сейчас истерила больше всех, металась, как зверь в клетке и вела себя очень неадекватно.
– А что изменится от того, что мы будем заламывать руки? – пожала плечами Инна и закрыла глаза. – Надо ложиться и спать. Утро вечера мудренее.